— Ничего особенного. Полежу — и пройдёт, — глухо ответил Соскэ из-под натянутого на голову одеяла.
О-Ёнэ, расстроенная, сидела у его изголовья.
— Иди, О-Ёнэ. Если понадобится, я позову.
О-Ёнэ с трудом поднялась и вышла в столовую.
Соскэ лежал в темноте, сжавшись в комок, и, не открывая глаз, снова и снова переживал услышанную новость. Вот уж не думал он, что не кто-нибудь, а его квартирный хозяин сообщит ему весть о Ясуи. Ещё немного, и судьба свела бы их в доме Сакаи. Перебирая в памяти события нынешнего вечера, Соскэ не мог без грусти, смешанной с удивлением, думать о том, что они застали его врасплох. Даже сильного человека можно сбить с ног неожиданным ударом в спину, думал Соскэ, а он не причислял себя к сильным.
От Короку разговор перешёл на младшего брата Сакаи, затем на Маньчжурию и Монголию. Потом Соскэ узнал, что вместе с братом Сакаи приехал его приятель. И этим приятелем оказался Ясуи. Почти неправдоподобное стечение обстоятельств. С одним на тысячу такое может случиться. Неужели судьба послала ему это испытание, чтобы он вновь пережил горечь прошлого? Соскэ задыхался в темноте от невыразимого страдания и гнева. Начавшая заживать рана вновь дала знать о себе. Голова горела и разламывалась от боли. Соскэ решил было рассказать всё О-Ёнэ, чтобы она разделила с ним его муку, и крикнул:
— О-Ёнэ, О-Ёнэ!
О-Ёнэ тотчас подошла. На лицо ей падал свет из соседней комнаты. Соскэ высунулся из-под одеяла, но сказать правду у него не хватило духу.
— Принеси мне, пожалуйста, чаю. — попросил он.
На следующее утро Соскэ встал, как обычно, и с невозмутимым видом сел завтракать. С каким-то особым чувством радости, смешанной с жалостью, он смотрел на прислуживавшую ему О-Ёнэ, которая, видимо, почувствовала некоторое облегчение.
— Ну и напугал ты меня. Не знала, что и думать…
Соскэ не нашёлся что ответить и пил чай, не отрывая глаз от чашки.
В этот день с самого утра дул сильный ветер, поднимал пыль, срывал шляпы с прохожих. Но Соскэ всё же отправился на службу, несмотря на уговоры О-Ёнэ побыть дома, чтобы, не дай бог, не появился жар. Соскэ ехал в трамвае, весь сжавшись и глядя в одну точку. Шум ветра сливался с грохотом трамвая. Очутившись на улице, Соскэ сразу услышал гул проводов над головой и невольно взглянул на небо. Там среди разбушевавшейся стихии плыло неестественно яркое солнце. В этот миг Соскэ едва не сбил с ног резкий порыв ветра. Ветер подхватил с земли песок и, словно это были косые струи дождя, погнал его куда-то в направлении канала.
На службе Соскэ никак не мог сосредоточиться. Он сидел, думая о чём-то постороннем, подперев щёку рукой, в которой держал кисточку. Время от времени, неизвестно зачем, принимался растирать тушь в тушечнице. То и дело курил, потом вдруг, будто спохватившись, смотрел на улицу, где по-прежнему бесновался ветер. С трудом дождался Соскэ конца работы.
— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила О-Ёнэ, едва он вошёл. Соскэ ответил, что немного устал, а так всё в порядке, сел у котацу и просидел до самого ужина. С заходом солнца ветер утих и после бурного дня в природе воцарилось спокойствие.
— Как хорошо, когда нет ветра. От его завывания даже в доме становится жутко, — сказала О-Ёнэ с суеверным страхом.
— Кажется, потеплело немного, — спокойно заметил Соскэ. — Прекрасный вечер. — После ужина, закуривая сигарету, он вдруг впервые за долгое время предложил. — Давай сходим в театр.
О-Ёнэ сразу согласилась. А Короку пришлось оставить дома, так как он заявил, что лучше приготовит рисовые лепёшки, чем пойдёт слушать гадаю.
Они опоздали к началу и сели в последнем ряду — все остальные места были заняты.
— Сколько народу!
— Все ещё празднуют Новый год.
Тихонько переговариваясь, они разглядывали людей, до отказа заполнивших большой зал. Сидевшие ближе к сцене были словно в тумане из-за табачного дыма. Все эти люди, не без зависти думал Соскэ, располагают и временем и средствами для подобного рода увеселений и вечерами не скучают.
Напрасно Соскэ старался сосредоточиться, представление нисколько его не увлекало. Время от времени он украдкой поглядывал на О-Ёнэ и даже ей завидовал. Жена не сводила глаз со сцены, словно Соскэ и не сидел с ней рядом.
— Тебе не хочется домой? — спросил он О-Ёнэ в антракте.
— А тебе хочется? Неинтересно? — О-Ёнэ удивилась внезапной перемене в настроении мужа.
Соскэ промолчал.
— Можно и уйти, — проговорила О-Ёнэ, чтобы не перечить мужу. Но Соскэ почувствовал себя виноватым, потому что сам привёл сюда жену, и терпеливо досидел до конца.
Дома они застали Короку уютно расположившимся у хибати с книгой. Короку держал её прямо над огнём, нимало не заботясь, что обложка покоробится. У хибати стоял чуть тёплый чайник. Здесь же был поднос с несколькими рисовыми лепёшками и тарелка со следами соевого соуса.
— Интересно было? — спросил Короку и, не дожидаясь ответа, ушёл к себе. Погревшись у котацу, супруги тоже легли спать.