Вратарь 1

А вот дальше все происходило по совсем неожиданному сценарию. Добряк отпустил сопровождающих нас Братьев, и мы остались здесь лишь вчетвером. Сказать, что я чувствовал себя неудобно – ничего не сказать. И это даже несмотря на наличие Драйка. Послушник Седьмой был здесь явно лишним. Вот сейчас как раз Ворчун это и скажет, не зря же он рот открыл.

– Пойдемте, Братья.

Надо же. Это, в смысле, и я тоже? Можно, конечно, спросить, но Вратари уже направились к лестнице, ведущей вниз. Лишь Драйк подождал меня, жестом сделав знак двигаться быстрее. Пришлось поторапливаться.

Здесь было все так же тихо и тускло. Мы пошли вдоль коридора и, лишь миновав половину, я понял, куда лежит наш путь. Жаль, а хотелось хоть сегодня Агонетета увидеть. Но вот мы уже миновали кристаллы и Братьев, к ним прилипших. Прошли мимо несколько покрытых тьмой комнат, и наконец добрались до конца коридора.

– Позволите, Братья? – спросил Силач.

Он поднял руки явно для каста. Я, уже привыкший к разного рода предательствам, едва заметно замотал головой, но Добряк сказал негромкое «Да». Это было то самое заклинание, которое использовал Агонетет – расходящиеся шары света. Я лишний раз поежился, рассматривая множество сложенных на полу доспехов.

Эти трое, без пустых разговоров, направились вглубь зала. Точно происходящее сейчас долго репетировали до этого. Я чувствовал себя тем, кто попал на жутко закрытое мероприятие без билета. И теперь должен был угадывать все, копируя действия остальных.

Однако о конечной точке в нашем маршруте я догадался раньше, чем мы остановились. Потому что золотые доспехи здесь были только одни. Расположенные на значительном расстоянии от других, выделявшиеся размером и даже при слабом освещении сверкающие ярче полуденного солнца.

Ворчун встал напротив Силача. Сейчас последний выглядел внушительнее своего визави – доспехи не помогали. Но за моим самым нелюбимым Старшим Братом чувствовалась сила. Даже не потому, что его Брат оказался безоружным. За Ворчуном была правда. И он по-прежнему служил Ядру. А Силач уже нет. И, наверное, именно поэтому он стал говорить.

– Я понимаю, Братья, что мне нет оправдания. Все произошедшее – ужасное бедствие, с последствиями которого еще долгое время придется бороться. Я стал причиной разлада Братьев.

– Причиной стал Брат, – вложил эманацию Молчуна в свои слова Добряк, – ты стал лишь орудием.

– Теперь, когда моя матрица полностью очистилась от чужих мыслей, я понимаю, сколько бед натворил.

– Даже, если мы допустим, что в данный момент ты не представляешь опасности… – начал Ворчун, но Силач его перебил.

– Нет, я представляю опасность. Никто не знает, что будет, когда я в следующий раз встречусь с Братом. И это вынужденная мера. Если бы не вы, я бы сам настоял на ней. Мне просто жаль, что так все произошло.

– Нам тоже, – сказал Ворчун, доставая двуручный меч, клинок которого большей своей частью состоял из белого металла.

– Нет, Брат, позволь я сам, – остановил его Силач.

Я часто видел, как вратарские оболочки восстанавливали сами себя. Чем выше был ранг Брата, тем процесс регенерации происходил быстрее. Но вот чтобы Вратарь мог разрушать собственное тело – без оружия, просто усилием своей матрицы – такое приходилось наблюдать впервые.

Силач сжал кулаки. Его поза говорила о крайнем напряжении оболочки. Словно он желал высвободить из себя энергию, вот только не мог этого сделать. И в гробовой тишине на каменный холодный пол тонкой струйкой посыпалась пыль. Буквально крохи, которых можно было не заметить. Но с каждой новой секундой, ее становилось все больше. А следом зашуршало что-то и с другой стороны.

На моих глазах руки Силача покрывались ранами. Будто некто невидимый, медленно и методично делал надрезы на Вратаре. Вот посыпалось со спины, с шеи, груди. Даже поперек лица Старшего Брата разошлась кожа, обнажая пыль. А больше внутри нас ничего не было.

И тут Силач закричал. Не знаю от чего. Едва ли от боли. Наверное, то колоссального напряжения, которое испытывал Силач в последнее время.И теперь оно выплеснулось именно таким образом. И тогда все закончилось. Словно произошел чудовищный взрыв внутри Вратаря, а оболочки лишь хватило сдержать его. После чего она сразу разрушилась. Груда пыли вместе с одеждой рухнула вниз. Все, что осталось от невольного пособника предателю – Сердце. Тот самый артефакт, который помогал пыли давать нам жизнь.

Его Ворчун бережно подобрал и убрал в инвентарь. Меч при этом он продолжал держать наготове. Именно этот факт сильно смутил, когда Старший Брат поднялся с корточек и посмотрел на меня.

– Теперь твоя очередь, Седьмой.

Я хотел оправдаться, спросить, возмутиться. И сделать это все одномоментно. Но меня хватило лишь на то, чтобы обернуться на Добряка. Тот стоял, сняв свой шлем и улыбался.

Глава 30

Был ли вообще какой-то смысл умирать с гордо поднятой головой? Не говорить, где спрятаны танки (матрица пыжилась, но образ вырисовывался странный) или унижаться и просить пощадить? Какая, по сути, разница, если ты все равно перестанешь существовать. Или дело в гордости?