Вратарь и море

Мы то шли, то ползли на четвереньках по раскисшей канаве. Лена тащила за собой сумку как якорь. Я вспомнил: у нее же; гипс, обернулся забрать сумку – и в эту секунду волна размером с дом обрушилась на то место, где только что были мы. Она унесла с собой камни, столбики-отражатели и все, что не вросло в землю накрепко. Это штормовой нагон воды, понял я. Страх бил меня молотом. Я и подумать не мог, что ветер вмиг станет ураганом!

Новый порыв ветра заставил нас упасть и вжаться в землю. Я боялся посмотреть на фонари. Вдруг ветер разбил их?

– Трилле! – завопила Лена. – Смотри!

Я поднял голову. Елка далеко впереди опасно накренилась. Ветер бил в ее раскидистые зеленые ветки, и она, как в замедленном кино, стала заваливаться. Она падала, падала и наконец рухнула, точно раненый великан.

Мы сидели в канаве и молча таращились на огромное дерево, лежавшее перед нами в штормовом свете поперек дороги. Черт, мы угодили в лесоповальный ураган!

Дальше наступил мрак. Не такая обычная темнота, а чернота хоть глаз выколи, как в черном-черном шкафу в черной-черной комнате на черном-черном чердаке. Фонари потухли, огоньки на той стороне фьорда погасли, луна сбежала.

Я ощупью дополз до Лены.

Если мы поползем вперед, нас может раздавить падающими деревьями. Если вернемся к пристани – смоет в море.

Мы в западне!

Эллисив и Аксель

– Дом Эллисив! – крикнула Лена мне в ухо.

Мы знали, что между мысом и опасными елками есть только один красный домик. Но видеть мы ничего не видели, поэтому боялись вылезать из канавы.

С моря налетел очередной порыв ветра. Когда он немножко унялся, я вытер глаза от дождя и долго мотал головой, чтобы мир встал на место. Так вот оно каково – жить слепым.

А потом в темноте прорезалась узкая желтая щелка.

– Смотри! – завопила Лена.

Должно быть, окно Эллисив. Чего это она вдруг свечку зажгла?

Мы двинулись на свет. Как только налетал шквал ветра, мы вжимались в землю. Но в перерывах мы усердно ползли вперед. Сначала Лена, за ней я с сумкой.

И вот наконец дом навис прямо над нами. Оставалось встать на ноги.

Дождавшись относительного затишья, мы бегом припустили к дому. Пока добежали, несколько раз упали: в темноте ничего под ногами не видно, а ветер крутит и опрокидывает. У самого дома я споткнулся и с размаху рухнул лицом на ступеньку. От боли я закричал. Рот был полон противной теплой крови из носа. Новый порыв ветра опять снес нас со ступенек, но я не сдался и все-таки сумел добраться до двери и распахнуть ее. Ветер чуть не сорвал ее с петель в ту же; секунду, но я успел удержать.

Мы ввалились в прихожую, и за нами с диким грохотом захлопнулась дверь.

Картина, которая открылась Эллисив, свела бы с ума любого человека: два насквозь мокрых, окровавленных ребенка в куче шоколада и мандаринов. Она вскрикнула и зажала рот рукой. Счастье, что она была дома не одна. За ней вдруг вырос Аксель, наш старый футбольный тренер.

Мы с Леной поднатужились и встали на ноги.

– И ты здесь? – сказала Лена и удивленно посмотрела на Акселя.

– Кто бы говорил! – возмутилась Эллисив. – Что происходит, Трилле и Лена?

– Мы хотели спеть вам «Как прекрасна земля!», но не знаю…

Лена не смогла договорить. Я тоже онемел, от холода и пережитого страха меня била дрожь.

Нет, никто этого не поймет, как ни описывай, – что мы почувствовали, когда нам принесли огромные кружки горячего сока! И вот за окном бушует ветер, а мы с Леной сидим на старом диване, подоткнутые со всех сторон подушками, запакованные в пледы, и греемся. У печки висит наша одежда, от нее идет пар и уже запотели окна. Сок пронизывает меня изнутри горячими лучами, прямо как живая вода из сказок.

– Спасибо, – выговорил я. Наверно, это было первое наше слово. – Нам нужно домой позвонить.

– Связи нет, – сказал Аксель.

Нет? Папа умрет от тревоги. И мама тоже. Только этого ей сейчас не хватало!

– Я успела послать эсэмэску, пока телефон работал, – успокоила меня Эллисив. – Они знают, что с вами все в порядке.

Я переживал ночные бури и раньше – не каждый год, но достаточно часто, чтобы хорошо представлять себе, что сейчас творится дома. Папа беспокойно ходит по кухне и волнуется, устоят ли сарай и хлев, не снесет ли крышу дома. Мама уговаривает его, что сейчас остается только ждать. Обычно, когда ураган такой силы, что его называют по имени, нас отсылают в подвал к деду. Там безопасно. Гораздо безопаснее, чем у меня на чердаке, где над головой колотятся черепицы.

Сидят ли все мои сейчас у деда внизу? Могут ли они не думать все время о нас с Леной? Очень ли они сердятся?

Аксель по-хозяйски управлялся с огромной печкой. Снова налетел ветер, домик затрясся и стал ходить ходуном. Мы затаили дыхание. Ветер улегся.

Лена вошла в дом синяя от холода, но горячий сок сделал свое дело. Теперь она сидела краснощекая, как рождественский ниссе, и переводила взгляд с Эллисив на Акселя и снова на Эллисив.

– Аксель, – сказала она наконец. – У тебя же в городе дама сердца?

Ой, я забыл ей рассказать. Эллисив стала красная как свекла, Аксель закашлял.