Вратарь республики

С командой поехал специально приглашенный заводом известный тренер, выходец из Австрии, Мартин Юнг. Он был хорошо известен в зарубежных спортивных кругах. Плечистые его воспитанники подвизались на всех стадионах мира. Когда-то Мартин сам игрывал в одной из лучших европейских команд. Но ему подлейшим образом в двух местах сломали ногу в большом международном матче. Мартин Юнг хромал. Он был опытным тренером, но вскоре у него произошли какие-то неприятные столкновения с заправилами профессиональных клубов. Он позволил себе разоблачить кое-какие темные махинации. От его услуг отказались. Два года он ходил без работы, полуголодным. Он давно уже открыто признавал себя болельщиком Советов и с радостью принял приглашение приехать на работу в СССР. Ребятам сперва пришлись не по вкусу его придирчивые требования, утомительные упражнения, которыми он мучил на тренировках. Особенно доставалось Карасику, который взял специально отпуск в редакции и приехал с командой на юг. С Карасиком Мартин занимался отдельно, так как нашел, что способности у Жени отличные — живость, реакция, глазомер, но подготовки никакой. Он заставил Женю бегать кросс. И часто можно было видеть в окрестностях города огромного старика, бегущего легко, хотя и припадающего на левую ногу, а рядом старательно частившего маленького Карасика.

Глава XL ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ

Команда «Магнето» вернулась домой, поспев к московской весне. Зима продулась вконец. Дворники давно сгребли лопатами с улиц ее снежную ставку. И сквозь прозревшие окна трамваев москвичи увидели весну. Она была прекрасна. Бледная немочь заморозков, свойственная ранним веснам, не портила ее.

У Токарцевых Антона встретили уже совсем как своего. Мария Дементьевна не могла наглядеться на новый покрой парижского костюма. Профессор расцеловался с Антоном.

— Ну как? В Версаль ездили? А на Эйфелеву взбирались? Что? Вот я как сейчас помню 1909 год…

Лада встретила Антона еще на вокзале. Она бросилась к нему, вскинула руки на его габардиновые плечи. Но Антон заметил, что она успела посмотреть, снимают ли в это время их фоторепортеры.

Команду встречали торжественно, с цветами и музыкой. Антон искал в толпе знакомые лица ребят из Гидраэра, но их не было. Он поднял тяжелый чемодан, сплошь оклеенный розовыми, желтыми, зелеными этикетками отелей. На другой его руке повисла Лада.

Поздно вечером был банкет. Антон порядочно выпил.

Он долго потом не мог уснуть. В последние недели поездки он страшно, до взвоя, скучал по родине. Ему хотелось к себе. Ну вот, он вернулся. Но он опять чувствовал себя в стенах чужого дома. И тоска о других, недавно еще своих, а теперь тоже чужих людях, растравляла его бессонницу.

— Настя, Настя… Ребята, поймите… — шептал он ворочаясь.

Еще в вагоне ему попалась «Правда». Там сообщалось, что молодежная бригада гидраэровцев спустила на воду и закончила испытание двухлодочного глиссера. Этот глиссер, сконструированный под руководством профессора Токарцева, показал на испытаниях блестящие результаты. Машина имела большое оборонное значение, указывалось в газете. Намекалось, что это только промежуточный этап в работе Гидраэра и что бригада Баграша предполагает построить сверхмощный быстроходный глиссер-экспресс того же типа. Рядом была помещена фотография глиссера и групповой портрет. Ухмылялся белобрысый и лукавый Фома Русёлкин. Исподлобья, взметнув брови, подтянутые изуродованной переносицей, глядел серьезный Баграш, торчали вихры Яшки Крайнаха. Хмурился честный, грубоватый Бухвостов. Сосредоточенно смотрела вперед, слегка выпятив губы, Настя. Карасик, не в силах сдержать радости, откровенно сиял. Тут же была помещена беседа с бригадиром и капитаном Баграшом.

«Мы думаем в этом году успеть еще выиграть кубок спартакиады по футболу», — говорил Баграш.

«Ну, это уж положим!» — усмехнулся про себя Антон.

Ах, хорошо бы сейчас потолковать с ребятами за жизнь, как говорится, рассказать им, что видел на белом свете. Но теперь это было невозможно. «Слабо, слабо тебе, Антон», — твердил он сам себе. Он проснулся на другой день очень поздно. Боль разламывала голову. Антон не хотел просыпаться. Он не хотел дня. Он старался отодвинуть его начало. Он накрылся с головой. Но день настиг его и под одеялом. И начался он теперь какими-то звуками. Курлыкала вода в унитазе за стеной, в соседней квартире взыграл примус, засипел и испустил дух.

Антон еще долго валялся. Идти было некуда и не к кому. Но он решил прогуляться. Он ступил на улицу. Ему показалось, что она ушла вниз, как пристанские сходни, на которых еще так недавно взлетал он, балансируя под многопудовой кладью.

Была весна, был час пик — час суматохи и заторов. Трезвоня, таранили трамваи запруду перекрестков. Там, над людоворотом, невидимый жонглер, ловчась, играл тремя светящимися шарами: красным, желтым, зеленым. Красный, желтый, зеленый. Казалось, что у автомобилей от игры светофора начинало рябить в фарах.