Враждебные воды

То, что было истинным для поверхностных слоев, оставалось справедливым и на глубине: в холодных, акустически чистых водах американские сонары могли отыскивать русские лодки с большого расстояния. Однако ситуация осложнялась, когда американцы находились в верхнем слое, а русские — в нижнем. Противники оказывались по разные стороны “зеркала”, и это немного уравнивало шансы. Умный и осторожный советский командир мог использовать это преимущество в своих целях.

— Здесь горизонт слоя скачка проходит где-то на ста — ста двадцати метрах, товарищ командир, — подсказал старший лейтенант Черкасов, стоя за спиной командира. Сергей — самый младший штурман, и это его первый поход. Лишь несколько дней назад Азнабаев допустил его к самостоятельной вахте. Последние сутки он вел график изменения скорости звука в воде и температуры за бортом, сопоставляя данные карты с фактической гидрологией.

Британов намеренно поручил ему, а не Азнабаеву эту скорее нудную, чем интересную, работу. Тут нужна скрупулезность, которую и проявлял молодой офицер. Что и требовалось в данном случае.

Скоро теплые воды Гольфстрима отодвинут границу еще глубже. Ниже ста метров в море царил мрак и ледяной холод. Звук здесь передавался на многие, многие мили. Выше вода была теплее. На глубине восьмидесяти метров, возможно, находилась поверхность “зеркала”. Но это следовало проверить.

— Теперь снимайте показания непрерывно, — приказал Британов. — Мы подошли совсем близко к враждебным водам. Впереди нас могут ждать.

— Все воды враждебные, — вставил дед Красильников. — Любая лужа, где воды хватит, чтобы из нее напиться, — враждебная.

— Между прочим, механик. Ты знаешь, что, по данным статистики, в своих ваннах тонут гораздо чаще, чем в море?

— Я в ванне не плаваю. Я ее, значит, не признаю. Я в баню хожу. Там, поди, не утонешь.

Британов улыбнулся, затем обернулся к Черкасову:

— Сейчас мы погрузимся на сто пятьдесят метров и практически проверим ваши расчеты. Точнее всего температуру за бортом дают датчики водозаборников в девятом отсеке у турбинистов. Учтите это.

— Есть, товарищ командир. Учту.

— Вот и хорошо. Боцман! Погружаться на глубину сто пятьдесят метров без дифферента!

— Значит, медленно и печально, — прокомментировал стармех, поудобнее устраиваясь в кресле. — Петрачков, надеюсь, мы не помешаем твоему ракетному регламенту?

— Никак нет, товарищ капитан второго ранга. Ныряйте, — подчеркнуто официально ответил Петрачков. В его голосе сквозила плохо скрытая обида. Ведь сейчас он вахтенный офицер и командир мог хотя бы для приличия доверить ему этот маневр. И отчасти он был прав.

Почему все они так не любят его? Разве он хуже других? Самодовольные индюки — вот кто они! Возмущенный Петрачков уже не думал о возможных последствиях погружения на глубину для протекающей шестой шахты.

— Если я здесь пока не нужен, прошу разрешения убыть в четвертый отсек — мне надо проконтролировать регламентные работы с ракетным комплексом, — Петрачков в упор посмотрел на Британова.

— Не возражаю. Можете идти. Пока мы действительно обойдемся без вас, — ирония командира в данном случае была явно неуместна, но, осознав свою ошибку по отношению к вахтенному офицеру, Британов не захотел признать и исправить ее.

На подводной лодке люди вынуждены круглосуточно общаться друг с другом. Хочешь, не хочешь, а приходится. В каюте, отсеке, бане, кают-компании — нигде ты не сможешь уединится. Разве что в гальюне, да и то ненадолго, потому как очередь. И поэтому проблемы взаимоотношений становятся далеко не второстепенными. Ведь проверяют же космонавтов на совместимость! И, бывало, досрочно возвращали из космоса, если уж совсем людям невмоготу становилось. Конечно, из-за психологической несовместимости даже командира со всем экипажем лодки на базу не возвращали, да и за борт человека не выкинешь, как смутьяна в старину. Решение тут одно — откровенный, мужской разговор на чистоту. И, как правило, любой конфликт на этом исчерпывался.

В отношениях Британова и Красильникова с Петрачковым он явно назрел. Немногие офицеры решаются на выяснение отношений с командиром корабля. И Петрачков тоже был не из их числа. Тем более первопричина была в нем, в его теперь уже преступной скрытности. Никто из них не смог или не захотел сделать шаг навстречу другому. Верх взяли амбиции.

Резко повернувшись, Петрачков вышел, почти выбежал из центрального.

— Думаете, они близко? — спросил старпом Владимиров, имея в виду американцев.

— Полагаю, скоро мы это узнаем, — ответил Британов.

Боцман, весь мокрый от пота, колдовал над рукоятками “Шпата”. Чтобы заставить погружаться лодку без дифферента, на ровном киле, действительно надо быть асом. Обе пары рулей — рубочные и кормовые — наконец заняли положение “параллельно на погружение”, и лодка плавно пошла на глубину, пытаясь нащупать спасительный слой.

— Прошли сто метров — лодка погружается.

— Акустики! Слушать внимательно! Ввести режим “Тишина”! Правая турбина — стоп! Левый мотор — сорок оборотов вперед!

Таким образом командир еще более уменьшал шумность своей лодки.