Враждебные воды

“Ква-ква-ква”, — заквакал ревун сигнала погружения. Это его последняя “ария” в этом походе — требования режима “Тишина” не позволяли использовать колоколо-ревунную сигнализацию. Отныне все сигналы будут подаваться только голосом. Есть только одно исключение — сигнал аварийной тревоги. Если зазвенит бьющая по нервам металлическая трель звонка, то тут не до скрытности, тут речь идет о жизни и смерти. Британов и все офицеры жестко требовали не размышлять, а подавать этот сигнал при любом малейшем подозрении на опасность — слишком дорого могут потом обойтись эти секунды промедления. Но слишком много новичков на лодке, которые пока не понимают этого...

По всей лодке прокатился долгий, протяжный звук, похожий на глубокий вздох. Это воздух уходил из цистерн главного балласта, уступая место морской воде.

Подводная лодка ВМФ США класса “Стёрджен”, Баренцево море

- Чуфа-чуфа-чуфа-пуфффф!

— “Янки” заполняет цистерны водой — они погружаются!

— Слышу, — сухо ответил командир затаившейся лодки.

Американский акустик слушал свист воздуха, рвущегося на поверхность, и шум воды, наполняющей балластные цистерны. Сколько им платят? За такую работу сколько ни плати, все равно мало.

К-219

Лодка приняла наклонное положение. Субмарина вобрала в себя тонны балластной воды, и свист выходящего воздуха перешел в шепот. Казалось, на центральном стало еще жарче, но Британов знал, что это иллюзия, возникающая всякий раз, когда стальная махина весом в десять тысяч тонн уходит под воду. Качка прекратилась. Он даже ощущал давление воздуха, растущее по мере того, как черные воды Баренцева моря поглощали лодку.

Палуба выровнялась. Корпус потрескивал, воспринимая давление. Во всех отсеках некоторые из молодых членов экипажа оторвались от приборов и с побледневшими лицами смотрели вверх.

Особенно очевидно волнение читалось на лице у Сергиенко. Он тоже смотрел вверх и едва не подпрыгнул, когда за спиной у него раздался резкий сухой треск. Дед Красильников отбросил в сторону обломки карандаша и засмеялся.

Боцман точными движениями рулей вывел лодку на глубину. Взглянув на приборную доску, он откинулся назад:

— Глубина сорок пять метров.

— Начальный курс девяносто три, — доложил штурман Азнабаев.

— Есть, держать сорок пять метров. Рулевой, курс — девяносто три. Осмотреться в отсеках, — сказал Британов, — механик, удиферентовать подводную лодку для плавания на глубине сорок пять метров на ходу шесть узлов.

Следовало дать возможность людям в отсеках, на командных пунктах и боевых постах, что называется, “обнюхаться”. Осознать, что лодка на глубине и теперь об этом нельзя забывать ни на минуту. Даже во сне. Видимо, то же чувствуют и космонавты сразу после старта и выхода на орбиту.

Британов вспомнил слова своего первого командира: “Выйти в море и погрузиться может любой дурак, а вот всплыть и вернуться — только настоящий подводника. И он не забудет в сотый раз напомнить об этом своему экипажу.

Пока командиры отсеков гоняли личный состав по всем закоулкам и шхерам, механик, глядя на указатели рулей и глубиномер, проверял дифферентовку. Для него это тоже искусство, как для командира швартовка. Одно дело — расчет, другое — как на самом деле. Сколько раз при первом погружении из-за ошибок в цифрах приходилось аварийно продувать балласт и пробкой вылетать наверх! Конечно, хорошо, что первое погружение прошло гладко, но это еще ничего не значит. Старость — она и для лодки не радость. Сейчас им скорее повезло.

— Перегонять из носа в корму. Пять тонн из уравнительной — за борт! — Теперь уже не расчеты, а только опыт и “чувство лодки” помогают деду Красильникову. Молодой помощник командира с восхищением смотрел на ювелирную работу, искренне не понимая, как можно заставить “парить” на глубине огромную субмарину. Механик, убедившись, что все “по нулям”, и довольно хрюкнув, обернулся к командиру: — Окончена дифферентовка!

— Отлично, Петрович! Собирай доклады. — Британов был доволен.

Мигнул огонек вызова на панели связи “Каштана” с торпедным отсеком:

— Первый осмотрен, замечаний нет.

Британов кивнул головой. С первым отсеком обычно не возникает проблем. Минер, старый кап-три, или уже “майор, которого давно ждет берег”, Владимир Гордеев, был одним из ветеранов. Про таких на лодке шутники говорили: “Если лейтенант всё знает, но ничего не умеет, то старики всё умеют, но уже ничего не знают”.

— Второй?

— Второй осмотрен, замечаний нет. Печи дожигания водорода включены, — голос молодого лейтенанта Сергиенко звенел от возбуждения. Он-то как раз из таких, которые всё знают, но еще мало умеют. Второй отсек жилой, ничего сложного. Насколько несложно вообще может быть на лодке.

Содержание докладов из кормовых отсеков не изменилось — замечаний нет. Короткие доклады просто означали, что нет серьезных проблем. Командир и механик отнеслись к этому совершенно спокойно, но без особого энтузиазма: Главное — не расслабляться.