Враждебный портной

— В кино? — опешил Каргин. Он и не подозревал, что мать на девятом десятке интересуется важнейшим, как справедливо полагал вождь мирового пролетариата, искусством. — А... что смотришь?

Ираида Порфирьевна не ответила.

Каргин догадался, что названия фильма она не помнит.

— В каком хоть кинотеатре? — спросил он.

— В клубе... как его... «Фани Кабани». Я тебе позвоню вечером.

— Я сейчас подъеду. Где это? — заинтересовался Каргин.

— На Профсоюзной улице, — заглянула в айпад Надя. — Там есть кинозал. Сегодня показывают «Интимные места».

— Мама, ты... там с кем? — спросил Каргин.

— С мальчиком, — ответила Ираида Порфирьевна. — Ты его знаешь, мой сосед, он здесь работает. Он мне вчера прочистил раковину. Тебя же не дождешься, а эти слесари...

— Мама, не уезжай, жди меня, пообедаем в этом... кабани.

— Чего тебе надо?— снова спросила Ираида Порфирьевна. — То не звонишь годами, а то... — замолчала. — Что это такое? — услышал Каргин ее громкий — на весь зал — голос.

Выведут, точно выведут, подумал он.

— Мама, я хочу знать, что случилось с Дием Фадеевичем, — быстро проговорил Каргин, — и за что посадили деда — Порфирия Диевича.

— Для этого не обязательно сюда приезжать, — ответила Ираида Порфирьевна. — Мальчик довезет меня до дома. Дий Фадеевич сошел с ума. Деда посадили, потому что он...

Пауза.

«Сколько же там интимных мест», — разозлился Каргин.

— Потому что он слушал радио, — упавшим голосом произнесла Ираида Порфирьевна.

Снова пауза.

— Что она делает? Кто разрешил это показывать? — В ней явно проснулся советский цензор.

— Мальчик — сволочь! — сказал Каргин, не уверенный, впрочем, что мать его слышит. — Куда он тебя водит? Надеюсь, ты еще не завещала ему свою квартиру? Скоро буду!

— Приехал, — объявила, приблизившись к окну, Надя.

В ее походке появилась какая-то неуловимая неуверенность. Она ходила осторожно, как человек, недавно отказавшийся от костылей.

Зато, наверное, плавает как торпеда, подумал Каргин. Изучив смету капремонта офиса, он увеличил объем запрашиваемого Надей аквариума. Теперь это был не аквариум, а небольшой бассейн.

— Кто приехал? — рявкнул, остановившись в дверях, Каргин. Ему не хотелось бить дверью в ухо секретаршу.

— Р.Т., — ответила Надя. — Он, кстати, тоже размышлял о прошлом и будущем.

— Вот как? И к каким выводам он пришел? — распахнул дверь в приемную Каргин.

Секретарша не только успела вернуться за свой стол, но и нагнуться к цветам на подоконнике, обратившись к начальнику обтянутым юбкой задом.

Куда я спешу, застыл в дверях Каргин, что хочу узнать?

— Цитирую, — услышал голос Нади. — Будет то, что было, только этого никто не знает.

2

— Будем делать что должно, и пусть будет что будет! — Роман Трусы развязал на большой (в каких художники носят свои работы) папке тесемки, достал рисунок, положил на стол перед Каргиным.

На рисунке была изображена аккуратная, в виде отменно, до коричневой корочки пропеченного кренделя кучка дерьма, присыпанная сверху сахарной пудрой, марципаном и разноцветными кондитерскими бисеринками. Она как будто переливалась, играла, вызывая одновременно голодный и рвотный рефлексы. Рвотный, естественно, преобладал. Внизу была подпись: «Русский капитализм».

Каргин посмотрел в окно. Город просыхал после весенних гроз. На газонах густо зеленела трава. Новые, недавно высаженные, клены шевелили большими листьями, как жадно растопыренными ладонями (русского капитализма?). Этим, вне всяких сомнений, генно-модифицированным деревьям было все равно, где и в каких условиях расти. Хоть на Луне в безвоздушном пространстве.

— Это какое-то зимнее... новогоднее дерьмо, — поморщился Каргин. — Не по сезону.

— Начнем со следующего понедельника показывать по всем каналам, — проигнорировал замечание Р.Т., — готовить народ к битве за счастье.

— Просто показывать? — спросил Каргин. — Без комментариев?

— Можно под гимн России, — предложил Р.Т. — Или — приделать ему ножки, пусть танцует, как балерина, танец маленьких лебедей.

Некоторое время Каргин молчал, воображая себе эту картину.

— Я проплатил коммунистам их рекламу, — продолжил Р.Т., — пойдет довеском к нашей, в пропорции один к десяти.

— Без кондитерских изысков? — предположил Каргин. — С подписью: «Русский коммунизм»?