Враждебный портной

– А… почему так? – удивился Каргин, ошибочно, как выяснилось, определивший паренька в братство или орден, но точнее – стадо черной вязаной шапочки.

– Из эстетических соображений, – усмехнулся паренек, и Каргин понял, что он непрост. Наверное, студент, подумал Каргин, исторического, а то и – бери выше! – философского факультета. Читает Ницше, а летом подрабатывает официантом…

– В чем же тогда ходить мужикам? – растерянно поинтересовался он.

– С непокрытой головой, – ответил паренек, – и с бритым черепом.

– Из эстетических соображений? – уточнил Каргин. – Так ведь у нас климат… Простудятся.

– Место должно быть открыто, – твердо произнес паренек.

– Какое место? – окончательно запутался Каргин.

– Куда долбанет жареный петух. Пока его вместе с так называемыми мужиками, – презрительно скривил губы паренек, – не обглодали до костей. – И отошел к стойке.

– Только не говори мне, что Россия возродится и все такое, – опережающе попросила Надя, когда паренек отошел. – Странно, что его взяли с фурункулезом в официанты. Видел его руки? По-моему, у него экзема.

– Россия выздоровеет и возродится! – отследил маршрут паренька от стойки к туалету Каргин. Надеюсь, мелькнула странная мысль, он моет руки…

– На островах, – глядя куда-то вдаль, произнесла Надя.

Гладкое ее лицо было безмятежным, как если бы она существовала в каком-то другом – счастливом – мире, где отсутствовали причины для волнений и переживаний.

Каргин выпил рюмку коньяка. Ему тоже хотелось в этот мир. Одной рюмки мало, грустно подумал он.

– На островах любви, – вздохнул Каргин, размышляя о возрождении и грядущем величии России на широко раскинувшемся на месте архипелага ГУЛАГа, а потом сменившего его архипелага воров, архипелаге любви. – Ты обдумала мое предложение?

– Конечно, – ответила Надя, осторожно ссаживая ложечкой стеклянную, напоминающую красный глаз вишню с вершины башенного десерта. – Паспорт при мне, – похлопала по своей сумочке.

Красный глаз теперь недовольно смотрел на Каргина из угла тарелки. Вот бы так и с тем, который на долларе, ни к селу ни к городу подумал Каргин, хотя причинно-следственная связь между вишней на десертной башне и затаившимся под парящей в воздухе вершиной разрезанной пирамиды лучистым глазом на однодолларовой банкноте отсутствовала. Если, конечно, отвлечься от того, что десерт в московском «Кофе-хаузе» стоил в два раза дороже, чем такой же в Нью-Йорке.

– Паспорт? – удивился Каргин.

– Заявления в загсах регистрируют только при предъявлении паспорта, – объяснила Надя.

– Тогда твой отпуск отменяется. – Каргин стал вспоминать, где его паспорт. Кажется, дома. Но может, и в кабинете – в сейфе рядом с незарегистрированным пистолетом «Беретта».

– Тебе скоро исполнится шестьдесят, – сказала Надя. – Ты, – добавила после паузы, – мог бы быть моим отцом.

– Ну… – прикинул их разницу в возрасте Каргин, – таким… ранним отцом. – Конечно, старость – это порок, но он искупается… – Хотел ляпнуть «деньгами», но, подумав, промолчал.

– Пойдем, – встала из-за стола Надя.

– В загс? – спросил Каргин. – Но я без паспорта, как… оловянный солдатик. Помнишь, за ним еще гналась большая крыса. Если он не в кабинете, придется заехать домой.

– Так говорят все брачные аферисты, – улыбнулась Надя. – Пойдем. Успеешь найти паспорт. Крыса нас не догонит.

– А как же Одесса? – посмотрел на чемодан Каргин. – Во сколько поезд?

– По расписанию, – ответила Надя. – Я не могу его изменить.

– Но можешь не поехать? – уточнил Каргин, вспоминая недавнюю (бесконтактную?) близость с Надей на кожаном диване.

Плевать, что у нее теперь все устроено по-другому. Еще раз – и умереть! А вдруг… не умереть, и… не раз, а еще много-много раз? Вот оно счастье! У него перехватило дыхание. Каргин не знал, что предложить Наде. Он был готов отдать ей все, но сомневался, что его «все» имеет ценность в том (счастливом?) мире, где в данный момент пребывала Надя. Но при этом она была здесь и сейчас. И это вселяло надежду. У Каргина не было сомнений, что рядом с ним всего лишь часть ее существа, истаивающий в воздухе образ той Нади, которую он когда-то знал. Но ведь и новую – с плавниками и без второго лица – он тоже, пусть всего один раз, но, говоря библейским языком, познал! Познать-то познал, а вот чем ее взять, говоря уже юридическим языком, в долговременное пользование, не знал. Что-то подсказывало Каргину, что новая Надя принципиально «не берется».

– Пойдем, – повторила Надя.

Расплатившись у стойки (паренек так и не выбрался из туалета, но не было времени думать, чем он там занимается), Каргин догнал Надю на улице.

– Ты не ответила, – принял у нее стучащий колесиками по асфальту чемодан.

– Спустимся к воде, – предложила Надя. – Не волнуйся, никто никуда не опоздает.