Враждебный портной

– Нужен магнит, – мрачно посмотрел на Р. Т. Каргин.

– Зачем?

– Поднять «Беретту». Вода прозрачная. С набережной можно увидеть. Мало ли что…

– Уже. – Р. Т. достал из кармана пистолет. – Верну, но не сегодня.

– Как хочешь, – пожал плечами Каргин.

– По жизни…

– Без обсуждения, – перебил Каргин.

– …ведет кровь отца, – закончил фразу Р. Т.

– Какого еще отца? – с отвращением посмотрел на него Каргин и, не дожидаясь ответа, скрылся в комнате отдыха, более напоминающей кладовку.

Там он стащил мокрую одежду, натянул на себя неприятно постреливающий электричеством спортивный костюм. Для Р. Т. среди сваленных в углу образцов изделий российской швейной промышленности отыскалось странное одеяние под названием «Халат металлурга». По замыслу производителей, металлурги, видимо, должны были облачаться в такие халаты, освежившись после смены под душем. Но, может, и в какие-то иные моменты своей жизни. От обычного банного халат металлурга отличался повышенной, какой-то проволочной, жесткостью, оказывающей, как указывалось в криво пришитой бирке, тонизирующее воздействие на рецепторы кожи посредством дренажа потовых желез.

– Или ты предпочитаешь черную вязаную шапочку и омоновскую куртку? – Выйдя из комнаты отдыха, швырнул в сторону Р. Т. халат металлурга Каргин.

В полете он крылато и грозно распростерся, словно вырвавшийся из домны или мартена демон.

– Спроси у матери, – ловко поймал халат Р. Т.

– Мой отец – Иван Коробкин! – отчеканил Каргин. – Он умер десять лет назад.

– Я не настаиваю, брат, – уставился на бирку Р. Т.

– Но даже если допустить немыслимое, – упавшим голосом продолжил Каргин, – когда моя мать общалась с Посвинтером, он был человеком…

– И пятитысячником-дрочуном, – добавил, ежась под халатом, Р. Т.

– Кем? – не понял Каргин.

– Был такой секретный комсомольско-молодежный проект в самом начале пятидесятых, – отстраняя халат от тела, объяснил Р. Т. – Тогда казалось, что ядерная война вот-вот. Было решено создать банк спермы, чтобы, значит, сберечь генофонд нации. Отобрали пять тысяч лучших из лучших – студентов, спортсменов, офицеров, героев труда, возможно даже… б…дь, – яростно почесал плечо, – металлургов! Их называли в документах «пятитысячниками». Ну, а неофициально – дрочунами. Только от слова «дрочить», а не «драться». Тогда такие вещи, я имею в виду донорство спермы, были в диковинку.

– Как же он попал в дрочуны? – внимательно наблюдая за халатными страданиями Р. Т., удивился Каргин. – Ведь он… извини меня, дурак и… еврей. Государственный антисемитизм, дело врачей, борьба с безродными космополитами и все такое…

– Сначала брали сперму на пробу, – тихо произнес, мужественно выдерживая пытку халатом, Р. Т. – Потом некоторых отсеяли. Я думаю, он случайно проскочил на замену. Наверное, были хорошие показатели – какая-нибудь повышенная активность сперматозоидов или что-то еще… Банк хранился в бункере под Челябинском, а как началась перестройка, его нашли, приватизировали, расконсервировали, ну и стали загонять богатым бабам.

– Бред! – схватился за голову Каргин.

– Брат, я не настаиваю, – как показалось Каргину, с некоторой даже обидой заметил Р. Т. – Он пять лет учился с твоей матерью в одной группе в институте. Кому она доверила везти тебя в этот… как его… Мамедкули к деду? Почему она рассталась с твоим… Как ты сказал его фамилия, Корзинкиным? И наконец, почему он все эти годы жил у нее на даче в сарае?

– Потому что она любит… животных! – крикнул Каргин.

– Брат, – спокойно, но твердо произнес Р. Т., – давай не будем оскорблять своих родителей.

– Ты прав, извини. – Каргину стало стыдно. – Мы взрослые люди. Все это уже не имеет значения.

– Для меня имеет, – поднялся со стула, приблизился к окну Р. Т. – Я счастлив, что обрел отца и… брата. Теперь он, ты и твоя мать – моя семья. Странно, – тихо сказал он, – как быстро согревает этот халат…

– Мальчики, а вот и я! – вбежала в кабинет запыхавшаяся секретарша. – Взяла жареную семгу, пирожки с картошкой, да, еще копченое сало, ну, там огурчики-помидорчики, зелень, то да се. – Она поставила на стол бумажные пакеты. Знаете, чем я вас угощу?

– Знаю, – обреченно вздохнул Каргин, – фирменным самогоном твоей бабушки. Семьдесят градусов на калгане, двойная перегонка.

– Точно! – подтвердила секретарша. – Даже я с вами выпью рюмочку!

4

Каргин смутно помнил, сколько самогона выпили, что говорили секретарша и Роман Трусы, когда именно его взгляд упал на высыхающий на подоконнике экспедиционный пиджак.