Вразнос

И кетчуп в его руке пересыхает, и он делает лицо «понятно-понятно».

Тут такой город: половина — лесбиянки.

Это мы так прикалываемся.

Мы садимся на узенькую скамеечку и кормим друг друга чипсами, и я показываю ей ту знаменитую СМС: «Сорри. Я сделал много плохого. Давай встретимся-поговорим. Алекс».

Увидев подпись, она застывает, чипс выпадает из крошечного ротика:

— Как, Сашечка?…

Секунду врубаюсь:

— Сашечка? Почему Сашечка? При чем тут Сашеч?.. А! Ха! Нет, ты что, не боись — их просто зовут одинаково. Черный Алекс и белый Алекс.

(Моя жизнь — дешевый каламбур.)

Она вздыхает с облегчением и дожевывает чипс. И мы выходим из заведеньица.

И идем по улице. Огоньки. Она говорит:

— Давай улетим в Турцию? Прямо сейчас. У меня есть деньги.

У нее, соплюхи, деньги есть! А у меня нет.

Нет, не так: у нее, соплюхи, есть СОБСТВЕННЫЕ деньги. Она их заработала. Наиграла на большом рояле вот этими малюсенькими лапками.

Они все-все-все считают себя трагическими фигурами. И все — на Рождество едут к маме.

— А паспорт?

— И паспорт!

— А у меня паспорт — дома.

И мы идем домой. Но я не собираюсь улетать с ней и сейчас.

Хотя могла бы.

…Странно, что я еще двигаюсь, разговариваю, шучу, примеряюсь к чужой жизни… А все уже уплыло, свернулось колечком — и давно. Счет уже идет на недели, месяцы. Пора написать на стене дату и класть цветочки на годовщину: все кончилось тогда… Но я еще — гуляю, планирую, куда поехать, выслушиваю чужие признания…

…И что мне ее пресная трагичность — трагичность, когда в любой момент вы можетет поставить тумблер на «стоп»?

43. СТРАХ

Страх и шок вымораживают сказки. Вымораживают саму ткань, основу, по которой мы вышивали. Не только настоящее — и прошлое тоже. Фразы становятся лишь фразами, отделенными от людей… Все, что было легкой шуткой, легким дождиком и светлыми лучами солнышка — вдруг распадается на куски.

Всю жизнь притворялась, что я — записная книжка, альбом, наблюдатель. Нечто в форме женщины. Меня вообще нет. Не надо на меня смотреть!

Ведь есть же — есть же столько по-настоящему интересных персонажей! Посмотрите на Макса — как он реален.

Посмотрите на Сашечку — это же фейерверк, шутиха!..

А я — так просто, антракт в перерыве между сном.

Вдруг, когда наступает страх, — альбом распадается на листочки. Нет тебя — и нет истории. А ведь врала-то, врала! «У них все нормально — и я — счастлива!» «Только бы, только бы, только бы!» Ну вот, считай — повезло. Никто не задет. У всех все нормально. У всех. Так что же? What’s the problem? Почему — чернота, почему — страх?

Неужели все-таки я — главная в моей жизни?

44. ЧЕРНОТА ПО ТУ СТОРОНУ

— А, приссала?

Смирись. Отныне будет только так. Раз в три месяца — анализ крови. Потом — результат. Когда число упадет до 350 — таблетки. И эффекты всякие там, побочные. А ты что думала? Вечно быть милой и пушистой? Истекая слизью, распаренная, как после бани, доверяясь всему миру, дуясь на весь мир, — а поутру лапкой умылась — и опять ясочка?

Зайку бросила хозяйка. Зайке вдули в кровь красивый вирус. У зайки вместо крови — говно.

Стены крашеные, халаты синие и зеленые. Медсестры весело смеются, врачи — добродушно-английски офисно, обыденно — болтают. Как дела? Как здоровье? Ах, вы в спортзал? Молодец! Не курите? А я вот не могу бросить. Нового бойфренда завели?…

Врачи — только стрелочники, что они могут предсказать? Никто ничего не знает, все индивидуально.

— Теперь ВИЧ — это не смертный приговор. Люди живут, заводят детей. Скорее всего, вы умрете от чего-нибудь еще.

Умру от чего-нибудь другого… Доктор, а отчего я буду жить? Я — мастер жить на последние минуточки, на краю ступеньки, на грани приличного возраста, но не так же — с дырой в груди и дерьмом вместо крови?

Чужое, чужое, роевое…

Чужие. Чужие. Не потому, что я больная, а вы — здоровые. Не потому, что на мне дорогое платье и серебряные браслеты, зато нет ни машины, ни дома, ни детей. Не потому, что я вчера танцевала до 5 утра.

Я привыкла дожимать досуха. Я привыкла жить на приступочке.

Но не на пожарище.

Это — новое умение.

Посмотрим, как ты тут сможешь приладить — розовые занавесочки.

* * *

Я (почти) могу вести (почти) нормальную жизнь?

Это мне говорит кособокая, рыхлолицая медсестра. Веселая. С местным акцентом.

Кому заманчива нормальная жизнь?

Благодетельствуете, принимая обратно в «нормальные»? Подаете руку? Я польщена.

Я киваю.

Раз в три месяца — проверки. Потом — таблетки. Я не хочу знать число. Скажите мне просто, когда начнется.

Да или нет.

Мое право.

* * *

И все в мире — стало про это. И вокруг — болезни, болезни… Газеты, телевизор… Словно люди стали в сто раз больше болеть. Обращаю внимание, примечаю, читаю. Неизлечимые болезни, возникающие неизвестно почему, срок жизни — год, два, при лечении — пять… Откуда возникло? Раньше ведь вроде — не было? Страшная, страшная разыгрывается лотерея. ВИЧ еще — не из самых плохих. Да, неизлечим… Но лет пятнадцать, двадцать… даже до тридцати — будет… А что же ты — до ста лет хотела? Все равно же нет!