Между тем Кирилл, старец и Мария по внутренней лестнице спустились в трапезную. Здесь возле стены, как монумент, стояла русская печь, неизменная принадлежность каждого дома. Она всегда обогревала, кормила и лечила русского человека. А в особо морозные зимы, при недостатке дров для бани, в такой печке мылись. Постелив в топку на горячие камни солому, заползали в печь, взяв с собой таз с водой. Вход в топку снаружи иногда закрывали, и любитель мыться парился в печке в полной темноте, почти лежа; в больших печах можно было даже сидеть. Кто не наловчился, мог обжечься о горячие камни, если случайно раздвигал солому, или о горячий верх топки, рискуя при этом вымазаться сажей, которая толстым слоем покрывала свод.
Напротив печки у стены располагались полки для посуды, полностью завешанные и заставленные различным кухонным скарбом. В центре трапезной, как главный хозяин помещения, стоял массивный дубовый стол, вокруг которого были расставлены такие же массивные скамейки.
Помолившись, хозяева и гость сели за стол, накрытый белоснежной скатертью. Кушанья подавали две молодые служанки. Окончив трапезу, все встали. Старец, глядя на икону, прочитал благодарственную молитву. Все перекрестились и вышли из-за стола.
Старец поклонился хозяевам:
— Благодарю вас, люди добрые, дай вам Бог здоровья и радости. Пора мне.
— Не уходи так скоро, отче, — ответил ему Кирилл, в голосе которого слышалось огорчение: ему хотелось ещё побеседовать с прозорливым, какой уже понял, старцем. — Дозволь спросить, отче.
— Внимаю тебе, — старец внимательно посмотрел на Кирилла.
— Как имеющий опыт в духовной жизни, просвети нас, что думаешь о случае, который самою необычайностью своей заставил нас невольно задумываться над ним.
— Поведайте мне о том.
— Было то, отче, когда я носила Варфоломея во чреве своём, — со смущением сказала Мария. — Пришла я в церковь к Божественной литургии, и во время службы младенец, будучи во чреве, троекратно вскрикнул, да так, что многие его услыхали. К чему бы это, отче? Беспокоимся мы.
— О, добрые супруги, — улыбнулся старец, — то Господь удостоил вас Своей великой милости, дав вам такого сына. Зачем же вы страшитесь там, где нет никакого страха?
— Так что нам делать, отче? — спросил Кирилл.
— Вам должно радоваться, что Бог благословил вас таким дитём. Он избрал вашего сына ещё прежде его рождения. А что я говорю вам истину — вот вам знамение: с этой поры отрок будет хорошо понимать всю книжную мудрость и свободно читать Божественное Писание. Знайте, что велик будет сын ваш перед Богом и людьми за его добродетельную жизнь.
— Отче, но мы переживаем, как-то всё будет, — тихо молвила Мария.
— Зачем вам переживать, счастливы должны быть родители, коих имена прославляются вечно в их детях и потомстве. Счастливы и дети, которые не только не посрамили, но и приумножили, и возвеличили честь и благородство своих родителей и славных предков, ибо истинное благородство состоит в добродетели.
Мария, посмотрев на мужа, робко спросила:
— Отче, благодарим тебя, что вселяешь в нас покой и уверенность, но есть ещё кое-что непонятное в поведении сына нашего. В церкви во время службы он старается отойти в сторону от других, чтоб быть одному, и дома старается молиться в одиночестве.
— Пусть вас это не беспокоит, — ответил гость. — Молитвенный подвиг требует тишины и уединения, совершается в тайне, в удалении от мирской суеты. Сын ваш постиг истину сию.
— Слава тебе, Господи! — Кирилл и Мария перекрестились. — Спасибо тебе, отче, за столь добрую весть, — оба поклонились старцу.
— Спаси и сохрани вас Господь, — сказал тот в ответ, перекрестившись, поклонился и направился к выходу.
На пороге он задержался и, обращаясь к родителям Варфоломея, произнёс загадочные пророческие слова:
— Отрок будет некогда обителью Пресвятой Троицы, он многих приведёт за собою к уразумению Божественных заповедей.
Гостеприимные хозяева проводили старца до ворот. На улицу он вышел первым. Кирилл и Мария вышли следом, глянули по сторонам — старца нигде нет. Они с недоумением переглянулись, затем опять посмотрели по сторонам-никого!
— Уж не ангел ли Божий был послан к нам, чтобы даровать премудрость сыну нашему? — с удивлением в голосе спросила Мария.
— Сохраним в сердцах своих его таинственные слова, — тихо ответил Кирилл. — Пойдём в дом, дорогая, помолимся и возблагодарим Бога за доброту Его.
Они вернулись в дом. Войдя в горницу, увидели, что дверь в моленную приоткрыта. Заглянув в неё, Кирилл жестом подозвал Марию. Подойдя к двери, она замерла от восторга: на освещённом солнечным лучом аналое лежала раскрытая книга, за аналоем стоял Варфоломей и чётко, безошибочно читал:
— «Укажи мне, Господи, пути Твои и научи меня стезям Твоим. Направь меня на истину Твою и научи меня, ибо Ты Бог спасения моего; на Тебя надеюсь всякий день».
— Что читаешь, сынок? — тихо спросил Кирилл.
— Псалом двадцать четвёртый, — с затаённой радостью ответил Варфоломей.
— Вижу, получается чтение, — Кирилл робко ступил в моленную.
Следом тихо, как будто боясь вспугнуть удачу, вошла Мария.