Часто попадались сообщения от Сани. Он выкладывал на стену Танины фотографии. Нежные, нечеткие, черно-белые. Снятые будто на пленку и выцветшие со временем. Необязательно что-то писал, но всегда добавлял какую-нибудь чувственную приятную песню, под которую невольно хочется закрыть глаза и улыбаться от счастья.
Саня писал, что любит ее, а Таня отвечала, что она его тоже. Я листала и листала вниз. Палец устал крутить колесико мышки. Я хотела узнать, когда это все началось. Сколько времени он меня обманывал, сколько дней, недель, месяцев я обманывала сама себя, думая, что у нас все отлично. Мур-мур-мур, блин. Если не сказать хуже.
Это началось еще на зимних каникулах, когда Саша с однокурсниками отдыхал в Греции, а меня не пустили родители.
Первая запись от Сани была в середине февраля. Он загрузил солнечное фото с худой светловолосой Таней в темных очках и добавил песню Ивана Дорна.
Таня спросила: «Откуда такая фотка?)))»
Саня ответил: «Это я в Google Maps карту увеличивал и тебя увидел. Наверное, спутник пролетал, когда мы в Греции были».
Таня обожала танцы, сходила с ума от музыки и питала страсть к путешествиям. Чем дальше от родной столицы, тем лучше.
Таня была такой тощей, что хотелось взять ее за руку, отвести в «IL Патио» и хорошенько накормить пиццей.
Алсу и Наташа смотрели канал «Перец». Я повернулась на стуле и молча уставилась в экран. Показывали, как десяток коров везут на убой в грузовике. Одна из них упала на асфальт, и какое-то время ее тащило за машиной, пока люди не сказали об этом водителю. Корова разодрала колени в кровь почти до костей. Ее подняли и погрузили обратно в кузов, а я еле добежала до туалета – меня тошнило.
– С тобой все в порядке? – стучались в дверь Алсу и Наташа.
– Ну, мне явно лучше, чем той бедной корове, – еле слышно прошептала и разревелась.
– Ты что там, плачешь, что ли?
– Дверь открой, Саш.
Я протянула руку и открыла.
– Ты все видела? – спросила Алсу, протягивая мне чашку чая.
– Угу, – промычала я. – Он мне врал почти полгода. Даже расстаться нормально не мог.
– Да, – согласилась Алсу. – Нашел повод и сразу кинул, а сам-то уже с зимы свою Таню лапал. Зато теперь ты не чувствуешь себя виноватой. Ты отличная, это он козел.
– Парень на работе назвал его лососем. Это как бы лох и лось одновременно.
Алсу и Наташа рассмеялись.
– А давайте сегодня загадаем женихов? – предложила Наташа.
– Да, – улыбнулась Алсу. – Саш, ты сегодня ляжешь в большой комнате, а мы будем спать на твоем диване. Идет?
– Я что-то не поняла.
– Ну, это чтобы все спали «на новом месте».
– Да пожалуйста, все равно я в это не верю.
– Это неважно. Утром обсудим результаты.
Заснуть не получалось. Черно-белое кино, что крутилось в моей голове с того самого дня, как Саша бросил меня, стало цветным и неприятно реалистичным. Этот депрессивный фильм о любви никак не получалось остановить. Где-то должна была быть кнопка «стоп», или «пауза», или – в крайнем случае – «быстрая перемотка вперед». Мы долго говорили об этом ночью, пока не заснули. Я не знала, удалось ли мне нащупать эту невидимую кнопку, но утром я с удивлением заметила, что впервые за три недели мучительное кино не включилось в тот момент, как только я открыла глаза.
Спустив ноги на пол, я неуклюже потянулась за соком, отпила один глоток и чуть не заплакала от разочарования. Хотелось выпить чего-то свежего, но клубничный сок, который девчонки притащили вечером, был настолько сладок, что сводило горло. Я нащупала еще один пакет – апельсиновый.
Наташа и Алсу спали в моей комнате и раньше полудня просыпаться не планировали.
Одежда валялась где угодно, но только не на месте. Свой второй носок я нашла в коридоре у дверей туалета, бюстгальтер был под креслом на кухне, а вчерашняя футболка сохла на веревке на балконе. Я пила кофе с молоком и смотрела на хмурый пустой двор. Казалось, вот-вот пойдет дождь. В этот момент мне уже не было плохо и гадко, как вечером и ночью. Я все еще любила Сашу, но ловила от своего состояния определенный кайф, ощущала себя свободной и готовой к новой жизни. Почти.
В коридоре мне под ноги попалась мятая стопка прайс-листов с работы. С одной стороны они были исписаны черной гелевой ручкой. Я сидела в родительской комнате и писала письма Саше. Алсу и Наташа запретили мне подходить к ноуту, а мобильный так и не вернули. Правильно сделали.
– Очень поэтично, – прошептала я, прочитав полстраницы. – Литературно, блин… – и порвала всю стопку. Старые прайсы были ненужны, а любовные письма лучше вообще уничтожить, чтоб не было соблазна отправить их.
Я умылась и вернулась в комнату. Наташа и Алсу все еще спали. На столе рядом с порванным пакетом грецких орехов лежали две книжки Милорада Павича и «Ночь нежна» Фицджеральда, которые принесла Алсу.
Внезапно ее рука вылезла из-под одеяла и принялась искать мобильник. За рукой появилась и лохматая голова.
– Сколько времени? – волновалась Алсу.
– Половина двенадцатого, – ответила я, снова забираясь под одеяло.
– Ну что, девочки, кто вам сегодня снился? – проснулась Наташа. – Мне вот, например, Павел Дуров.