Вредная. Запретная. Моя (СИ)

— Выложу пост в прайм-тайм, опозорю их на всю Москву, — пообещала Абрамова, пока мы шли с ней в кофейню. — Я, кстати, знаю…

— Да забей! Пусть живут!

Я отмахнулась от подруги. Ксюха, она такая, все близко к сердцу принимает и всегда старается отомстить, ну или наказать, как сама говорит. А мне пофиг, если честно. Поорала и забыла.

Мы вышли на Тверскую, и мелкая Абрамова, не успевая за мной, заныла:

— Саш, не все выглядят как Ирина Шейк! И ноги у меня не такие длинные, как у вас с ней. Ой, у меня каблук зацепился!

Пришлось у самого входа в кафе дожидаться, пока Абрамова доковыляет.

— Займись фитнесом, дуреха, и бросай курить.

Мы с Ксюхой обе баловались еще в школе, у меня как-то не зашло, а Абрамова все никак остановиться не может.

— Брошу, не пили только. Ладно, заходим.

— И прекрати говорить про Шейк. Задолбала.

Я резко потянула на себя дверь. Кажется, толкнула случайно Абрамову. Терпеть не могу, когда меня сравнивают с Ириной Шейк, а светские хроникеры путают фотки. Я — это я, вашу мать!

— В горле совсем пересохло! Хочу воду и капучино.

Ксюха почти танцевала от нетерпения у стойки, пока вялый бариста рисовал ей молочной пеной сердечко.

Кофейня маленькая, кроме нас с Ксюшей, никого. Только подумала об этом, как за спиной раздался звонок — кто-то еще пришел.

— Девушка, а вам? Капучино, мокко, может, американо? Вы очень красивы!

Знал бы ты, что я думаю о тебе подобных, не лыбился бы так! Смазливый, кстати, но не в моем вкусе. И вообще, я осенью замуж выхожу! Последнее мое лето без обручального кольца и с папиной фамилией!

— Американо. И молча.

Парень опешил, но сделал все, как я сказала. Однако когда я уже взяла горячий стакан в руки, бариста ухмыльнулся кому-то за моей спиной:

— Красивые, они всегда с норовом. Приходится объезжать.

— Красивые? — переспросил кто-то сзади. Да с таким явным сомнением, что я резко обернулась. Рука дрогнула, и горячий кофе, успев обжечь мои пальцы, продолжил свое внеплановое путешествие и обосновался на светлой рубашке незнакомого мужчины. Лица его не видела, только огромное пятно на груди.

— Твою же… — сдавленно охнул он.

Я быстро выхватила у Ксюхи бутылку воды и, не жалея ни капли, выплеснула все на рубашку.

— Ну как, легче? — поинтересовалась я и наконец подняла глаза. Чуть не шарахнулась назад — так зло на меня никто никогда не смотрел. Не смел просто. Мужик, ты берега попутал?!

На вид ему было лет тридцать, симпатичный, с зелеными глазами, но… светло-русый. Самый нелюбимый цвет волос. Таких я всю жизнь обхожу стороной. Старая детская привычка.

— Легче? Руки откуда растут?

Голос злой, но спокойный. Значит, не сильно ошпарила. Бариста уже притащил незнакомцу десяток бумажных салфеток, как будто они могли помочь.

— Откуда надо растут. Могу кофе купить. В качестве компенсации.

— Мне достаточно, — поморщился облитый. — Исчезните, пожалуйста.

— Легко! — Его грубость меня не расстроила. Я кивнула Ксюхе. — Погнали.

— Девушка! Вы даже не извинились, — крикнул нам вслед бариста.

Я оглянулась и показала обоим мужчинам средний палец. Едва мы очутились на улице, как Абрамова возмущенно цокнула языком:

— Зря ты так. Парня жалко. Он симпатичный и даже очень.

— На любителя, — буркнула я, вспоминая его «исчезните, пожалуйста». Да кто он такой вообще?! — Ненавижу белобрысых! И хватит об этом!

Ксюха тут же замолчала и демонстративно провела рукой по светлым волосам.

— К тебе это не относится… стой!

Я дернула Абрамову на себя, но было уже поздно. Нет! Господи, только не это!

— Ты чего? — Ксюха не понимала, что происходит, а у меня внутри все похолодело. Не удивлюсь, если я целиком поседела. — Ого! Какая радуга. Тройная. Первый раз такую вижу. Странно, дождя же не было.

Абрамова, задрав голову, радостно пялилась на небо, а я смотрела не отрываясь на большую белую сирень. Откуда на Тверской живая цветущая сирень?!

— Я проклята. Это конец.

Перед глазами все поплыло. Я просто не верила, что это возможно. Столько лет стараться забыть ту жуткую старуху, но бесполезно!

— Алекс?! Сашка?! Дашевская! Да что с тобой?!

Абрамова что-то вопила рядом, я изо всей силы вцепилась в ее руку.

— Ты тоже их видишь?! Белую сирень и тройную радугу?

Хоть бы сказала, что у меня глюки!

— Ну да! А в чем дело? Жора подъехал. Садимся!

Я была в таком афиге, что свой родной «мерс» не сразу узнала. Но Ксюха права — надо валить отсюда как можно скорее.

— Ты чего там бормотала, что проклята, Дашевская? Я чего-то не знаю?

Ксюха копалась в телефоне, но нет-нет да и посматривала на меня, а я все никак не могла в себя прийти.

— Тебе послышалось. Тебя на Арбате высадить? Я к Артуру еду, правда, чуть раньше, чем обещала.

— Ага!

Ксюха не такая тупенькая мажорка-блогерша, какой может выглядеть. Поняла, что я не в духе, и больше не пристает. Да я сама как истеричка с этой сиренью и радугой. Проклятий не существует, все будет как раньше. Никаких черных полос, только белые!