Вредно для несовершеннолетних

Сегодня факты говорят о тот, что подростки учатся справляться с опасностями секса, не поступаясь удовольствием (в 90-х годах они пользовались презервативами даже чаще, чем взрослые), тем не менее подростковый секс продолжают рассматривать как нечто абсолютно неуправляемое и бедственное. В профессиональной литературе секс между подростками характеризуется как «фактор риска», в одном ряду с пьянством и ношением оружия, а потеря девственности - как «onset» (англ. «приступ», «наступление») полового сношения, как будто это болезнь. Один из научных журналов, часто публикующий доклады о половом поведении подростков, называется «Заболеваемость и смертность».

Рождение Ребенка

Желание защитить ребенка, хотя оно и не является чем-то природным или неизбежным, почти до боли понятно каждому, кто когда-либо его испытывал. «Все сводится к одному, - говорит Джанет Джейк, сорокашестилетняя мать из Сан-Франциско, наблюдая за тем, как ее двенадцатилетний сын несется на скейтборде вниз по тротуару, расположенному на крутом склоне, и перелетает через самодельную полосу препятствий, сооруженную из ящиков и досок. - Ты не хочешь, чтобы твоему маленькому было больно». В общем и целом, Джанет позволяет детям многое (ежится, но не запрещает скейтбордное лихачество). Но как только речь заходит о сексе, она становится, по ее собственным словам, «твердокаменным консерватором». Как и многие другие родители, Джанет полагает, что ее сексуальная «охранительность» по отношению к детям - «удел всех смертных».

Но идея о том, что именно секс - то, от чего «маленьким» может быть больнее всего, - едва ли удел всех смертных, будь то в настоящем или прошлом. Понятие о том, что секс угрожает чуть ли не самому существованию детей, лишает их детства, зародилось всего лишь около 150 лет назад.

Как пишет влиятельный французский историк Филипп Арьес, до восемнадцатого века европейские общества не рассматривали то, что мы теперь называем детством, как длительный период зависимости и защиты, продолжающийся и тогда, когда молодой человек уже вполне созрел физически и социально. Вплоть до примерно 1750-х годов, едва оторвавшись от материнской груди, человек вливался в великое людское море, где делил труд и досуг со своими собратьями, старыми и юными. Когда ему исполнялось семь, его могли отдать в судомойки или ученики сапожника; в четырнадцать он мог быть солдатом или королем, супругом и родителем; в сорок, более чем вероятно, он был уже мертв.

Теория Арьеса об «изобретении детства» вызвала ожесточенные споры и подверглась серьезному пересмотру, с тех пор как он впервые выдвинул ее в 1960 году (именно ему в значительной мере мы обязаны возникновением и развитием плодотворной и активной дисциплины «истории детства»). Хотя многие историки соглашаются с его основополагающим тезисом, что положение молодых людей в обществе старших в прошлые века было более подвижным и они не пользовались теми мерами специальной защиты, которые созданы для них теперь, и что из-за высокой детской смертности у взрослых не формировалась эмоциональная привязанность к детям так скоро, как она формируется сегодня, все же в науке существует консенсус насчет того, что как взрослые, так и сами дети признавали существование отдельной категории человека, именуемой Ребенком. Л. Поллак, например, изучил 415 первичных источников за период с 1500 по 1600 год и пришел к выводу, что идея Арьеса «недоказуема... Даже если к детям и относились не так, как сегодня, из этого вовсе не следует, что их не считали детьми».

Касательно сексуальности и ее роли в «мирском грехопадении», однако, вплоть до восемнадцатого века детей рассматривали совсем не в том ключе, в котором их рассматривают сегодня: они не были обязательно «хорошими», а взрослые - «плохими», лишь в силу продолжительности их пребывания на земле. В пуританской Америке, на самом деле, все было ровно наоборот. Дети рождались во грехе, однако считалось, что они способны к исправлению через религиозное окормление и социализацию, которые происходили по мере того, как они росли. Как пишет Кэрин Кэлверт в своей изумительной книге об истории материальной культуры детства в Америке, игрушки и детская мебель периода пуританской колонизации «подталкивали ребенка к контакту со взрослыми, к вхождению в их мир. Обычай укладывать детей спать в одну постель со взрослыми, использование помочей и ходунков для помещения детей в гущу взрослой жизни были следствием такого видения мира, при котором превращение несовершенного ребенка в цивилизованного взрослого рассматривалось как естественный и желанный ход вещей».