Вредно для несовершеннолетних (ЛП)

Тем не менее доктор Каушалл считал, что Тони еще повезло отделаться «мягкой конфронтацией», потому что, как бы ни старались адвокаты добиваться помещения своих юных клиентов в программы лечения вместо более суровых мест заключения несовершеннолетних преступников, различия между наказанием и лечением становятся все менее очевидны. Значительная часть того, что проходит под вывеской «лечения от сексуальных преступлений» (например все возрастающее число программ «эмоционального роста» и других программ модификации поведения, предназначенных для детей и подростков с проблемами поведения или склонностью к насилию), оспаривается как сомнительная терапия и даже как насилие, злоупотребление само по себе. Более того, в отличие от несовершеннолетних, чью судьбу решают уголовные суды, дети и подростки, попавшие в систему «лечения», полностью лишены тех правовых гарантий, которые имеют взрослые, даже совершившие самые чудовищные преступления.

Когда я прибыла в расположенное в Сан-Диего заведение Макуэртера, предоставляющее «Программу и службы сексуального лечения и образования» (STEPS), режим в нем был, конечно, не самый худший. Но он был типичным для того рода «терапии», которой подвергают нынче детей и подростков, обвиняющихся в сексуальных преступлениях: буквально пропитанным консервативными сексуальными ценностями, бихевиористским в своих подходах и использующим в работе персонала классические манипуляции по методу «хороший полицейский - плохой полицейский». Его заявленные намерения звучали, как пропаганда прав детей: способствовать самоуважению и сопереживанию, согласию и равенству. Но его практика не имела ничего общего с согласием, а права как детей, так и их родителей в ней почти полностью игнорировались. Как только ребенок прикасался к пенису или ягодицам своего ближнего, он автоматически становился неспособен к моральному суждению; вопрос, насколько то, что он сделал, было на самом деле аморально, обсуждению не подлежал. Ни о какой презумпции невиновности не могло быть и речи: пока пациент утверждал, что невиновен, он считался «в несознанке» (психотерапевтический эквивалент «неуважения к суду») и мог быть исключен из программы, что означало невозможность вернуться в семью.

Либо и того хуже: «лечение», в отличие от тюремного срока, могло продолжаться сколько угодно лет, в течение которых как он сам, так и его друзья были полностью лишены права на неприкосновенность личной жизни. Всё, что он говорил, могло быть доложено властям, а во многих программах он был обязан еще и регулярно предоставлять список всех, с кем занимался сексом.

«Встать, Эктор! - рявкнула помощник директора STEPS Дайэн Барнетт, ведя меня в свой кабинет мимо двух мексиканских мальчиков лет четырнадцати, согнувшихся в коридоре. - Эти мальчики наказаны. Им удавалось незаметно проскальзывать, манипулировать или мухлевать, - сказала она. - Они хороши, - улыбнулась и сделала эффектную паузу. - Но мы лучше».

При поступлении в STEPS мальчики и их родители подписывали контракт на пятнадцати страницах, по существу, отказываясь от своей свободы мысли и действий на срок до трех лет и более. Контракт, в частности, гласил:

«Я понимаю, что от меня требуется вести ежедневный письменный учет в журнале ... моих девиантных сексуальных фантазий либо иных конкретных мыслей, относящихся к моему сексуально агрессивному поведению. В течение двух первых месяцев моего пребывания в STEPS я составлю и предоставлю персоналу мою автобиографию в письменном виде, которая будет включать в себя описание: (a) моих прошлых сексуальных преступлений, фантазий и состояния сознания во время преступлений; (b) любых сексуальных и/или физических противоправных действий, которым я когда-либо подвергался; (c) истории моего сексуального поведения помимо прямых преступлений; (d) того, как я скрывал мою проблему и избегал поимки. Автобиография будет не короче шести страниц.»