Вредность не порок

Сжав ладонями мучительно пульсирующие виски, я не отрываясь смотрела на дрожащее в предсмертной агонии пламя венчальной свечи. Вот огненный язычок в последний раз рванулся вверх, выхватив из полумрака скорбный полумесяц бледных бабкиных губ, и пропал, прощально мигнув красным глазком почерневшего фитиля. Горница погрузилась в темноту.

– ..В ту ночь и он ушел, – нервно комкая в ледяных пальцах насквозь промокший носовой платок, продолжала бабка. – Я вскинулась, чую шум какой-то.., да пока поднялась, никого нет, ни тебя, ни Стаса… Спустилась во двор, сарай нараспашку, машины нет, ворота открыты…

– Как это машины нет? – недоверчиво переспросила я, отлично помня, что в ту ночь на Стасовой «девятке» попросту отсутствовало заднее колесо.

– Так, нет, и все… Я, грешным делом, осерчала, да что ж это делается, посреди ночи, молчком сорвались…

Опять легла… А к обеду ближе слышу – машина подъехала, вернулся Стас. Хотела я попенять, да как глянула на него, слова-то и застряли… Лицом белей белого, глаза поднял, так меня оторопь взяла. Стою да молчу. Он машину во двор загнал и молчком в дом. Вижу, машину-то опять побил, спереди у ней вмятины…

Я перебила:

– А до этого где он «девятку» помял? У него сбоку было расцарапано…

– Это раньше… Когда ты с подружками в ресторан ездила. Он тоже поздно вернулся, я вышла к нему, да и увидела. А Стас машину загнал и снова ушел…

Побарабанив пальцами по столу, я задумчиво протянула:

– Дела…

А бабка продолжала свой рассказ, и чем больше она говорила, тем хуже мне становилось. Чтобы не взвыть в голос, мне приходилось дышать часто-часто, словно заезженной лайке.

– И что с ним сделалось, Настя, я тебе передать не могу! Он, конечно, виду старался не подавать, да я же вижу, что с парнем творится… Спрашиваю: «Где Настя?»

Молчит… Потом время прошло, он подходит ко мне да говорит: «Сядь, Степанида Михайловна, да слушай. Кто будет про Настю спрашивать, всем говори, что на юг поехала. Отдохнуть, мол… И Петру Игнатичу, и соседям, и подружкам… И виду никакого не подавай. Попала, говорит, наша Настя в беду…»

Тут бабка Степанида не сдержалась и запричитала, уткнувшись лицом в платок. Я растерянно моргала, потому что то, о чем рассказывала бабка, никак не укладывалось в моей голове, которую до этой самой минуты я искренне считала весьма умной.

– С этого и началось… – наконец немного успокоилась бабка, – Потом опять пропал, а ночью слышу: в горнице кто-то шуршит. Я спустилась, глянула, а это наш Стас, бледный, левая рука плетью висит, и весь рукав, как есть, в крови… Кинулась я к нему, а он только шепчет: «Молчи, молчи, бабка, чтоб никто не знал…»

Я хотела врача, но он не дал. Нельзя, говорит. Подстрелили его, Настя… Слава богу, не застряла пуля, навылет прошла… Перевязала я его, он сначала мне помогал да все шутил, мол, до свадьбы заживет. А потом вижу – побледнел да в беспамятство впал. Ох, и натерпелась же я в ту ночь, Настя! И как быть – не знаю, и кого позвать боюсь, не велел же он! А дело-то уж больно серьезное…

Почти сутки он в беспамятстве метался и все тебя звал…

Слушать это у меня уже не было сил. Я металась из угла в угол, обхватив голову руками, думая только о том, как разыскать пропавшего Стаса.

– Уймись же, Настя, – мягко попросила бабка Степанида, и я послушно сползла на корточки возле стены, – не рви сердце, не надо…

– Зачем он снова ушел? Зачем вы его отпустили?

– Как не отпустить? – усмехнулась вдруг она. – Кто бы его удержал? Он ведь сестренку свою искать пошел, как тут удержишь?

– Да не брат он мне! – неожиданно закричала я, вскакивая и в отчаянии стискивая кулаки. – Он.., он…

– Знаю, – отозвалась бабка и, укоризненно глядя на меня, протянула:

– Рази ж на сестру так смотрят?

Щеки мои отчего-то вспыхнули, косясь на бабку исподлобья, я с трудом выдавила:

– Как «так»?

– Как так? – передразнила она. – Все думаете, что я, дура старая, ничего не понимаю? Может, и не понимаю, но глаза-то у меня есть? Он ведь как приезжал, глаз с тебя не сводил. Что уж, первый год, что ли? Только ты отвернешься, так он и смотрит, смотрит… У тебя вот точно глаз нет, а я-то все вижу… Ворона ты… Дурная да бестолковая… На что ты там, на стороне позарилась-то? Тьфу, глянуть не на что. А тут такой парень… Тебе как дурь-то в башку ударила, прямо заболел он. Глаза маетные, а виду не подал… Ох, как же мне хотелось дрын в руки взять да тебя, голубушку, этим дрыном перепоясать!

Закрыв глаза, я молчала. Мне никогда не приходило в голову, что бабка догадалась о том, что мы со Стасом не родня. А она знала, но промолчала. Хотя это вовсе не в духе Степаниды Михайловны. А про все остальное…

Я вздохнула. Про все остальное я, наверное, сама знала.

Очень давно. Так давно, что об этом забыла…