Ее чуть не затоптали, пока она, на очередной площадке пробралась к двери, ведущей с лестницы в коридор. Но она сумела устоять на ногах, все еще поддерживаемая той волшебной вибрацией звука, сорвавшего, сдувшего ее с постели и бросившего вниз. И теперь она брела по бесконечному коридору непонятно какого этажа. Коридор был безлюден. Это явно было не то место, которое она искала. То место было ниже, гораздо ниже.
***
— Тут дело не в чесноке, — говорил Повар. Он и в самом деле точил нож. Правда, делал это он не на колене, а на большом точильном камне, — тут дело совсем в другом. Работать стало просто невозможно!
Он все точил свой нож, как заведенный, то и дело пробуя его пальцем и яростно сверкая глазами на Принципию. Он был высокий, тощий, черноволосый, черноглазый и смуглый, что красиво контрастировало с белизной его колпака и одежды.
Принципия попала сюда, спустившись по темной узкой лестнице до самого низа. Там она попала в узкий закуток, заваленный пыльным хламом и ящиками. Из закутка вела тяжелая, обитая ободранной ржавой жестью дверь. За нею и была, оказывается, кухня.
Поначалу кухня показалась ей маленькой, но это было обманчивое впечатление. На самом деле кухня была громадна, она представляла собой целое царство перетекающих одно в другое пространств, заставленных огромными плитами и столами, маленьких, грязных каморок, холодильников, со свисающими с крюков тушами, темных тупиков и широких коридоров.
Они с Поваром шли по этому лабиринту и Повар, блестя отточенным ножом, белыми зубами на смуглом лице и голубыми электрическими молниями в черных грозовых глазах, кричал ей, силясь перекричать адский гул конфорок, рвущегося из-под крышек пара и грохота посуды:
— Посмотрите, посмотрите, ну, разве можно что-то делать в таких условиях? Коты совсем замучили! — С этими словами он яростно пнул подвернувшегося кстати под ногу огромного рыжего кота с наглой мордой и обгрызенными ушами. Кот с ревом улетел в пустое пространство под плитой. — Эти коты хуже мух, хуже мышей, хуже людей, наконец! Они шляются, где хотят, жрут, что попало, путаются под ногами, попадают в котлы. Я бы только приветствовал это, если бы они попадали туда потрошенными и без шерсти! От них хороший навар, и в соусе, например, корнифоль они просто незаменимы. Но они же падают туда со всей своей шерстью. А в шерсти кошек есть блохи, чтоб вы знали. А от кошачьих блох бульон начинает горчить. И этого привкуса не отбить уже никаким чесноком.
Котов и в самом деле было видимо-невидимо. Они шныряли по полу, дрались, прыгали. Они отчаянно орали, когда кухонные работники, то и дело забегавшие в кухню в грязных ватниках погреться и попить чайку, наступали на них своими сапогами.
— Кроме того, — продолжал разгневанный Повар, — от котов заводятся мыши. Это давно уже подмечено — где коты, там и мыши! Я знаю, есть люди, которым нравится запах мышиного помета. Но не во всех же блюдах он хорош! И, потом, его же надо специально готовить, высушивать, а вы что думали?!
Повар пнул ногой дверь и они вошли в каморку, еле освещаемую фитильной лампой. В каморке сидела баба, тоже в ватнике. Перед ней стояла корзина, полная яиц.
— Ну, что? — Спросил ее Повар.
— Ну, дык… — отозвалась баба, взяла в руки яйцо, стукнула его о край корзины и разломила пополам.
Из яйца кубарем вывалился пушистый желтый цыпленок. Он поднялся с грязного пола, отряхнулся, злобно глянул на присутствующих и, сказав негромко, но внятно: "Скоты!..", удалился прочь, прихрамывая и нервно пожимая крылышками.
— Ага, ну вот, опять! — Отозвался Повар.
Баба тем временем продолжала крушить яйца, освобождая все новых и новых цыплят.
— Вот видите, — сказал Повар, обращаясь к Принципии, — видите! И если вы думаете, что я потворствую, что я не борюсь… если вы думаете, что я не сигнализировал наверх, не писал рапортов!.. Да хотите, я вам покажу, у меня весь кабинет завален.
— Нет-нет, что вы… — пролепетала Принципия, подавленная яростным напором Повара.
Она снова чувствовала в себе зов, и понимала, что опять попала не туда.
— А моральное состояние? — продолжал, между тем, Повар свои жалобы. — Разве, по вашему, не угнетающе действует, когда штукатурка сыплется вам на голову? Или когда в полу такие дыры, что туда спокойно можно спрятать окорок? Это, между прочим, не я ворую окорока, это они сами падают в щели. Попробуй потом достань их оттуда!
Повар долго еще повествовал о плохой тяге, о полном отсутствии вентиляции, водил Принципию в мрачные бытовки с неработающей канализацией, и показывал ей битые, пыльные стекла, обращая ее внимание на отсутствие решеток. Все это проскользнуло почти что мимо, почти что вскользь и почти не задев ее сознания. Мелькнуло и прошло. Да и было ли?..
И она спросила, наконец, Повара о том, что ей и правда хотелось узнать:
— А почему, скажите, пожалуйста, задерживается ужин?
— Ах, ужин?! — Возопил Повар, сверкнув на нее глазами. — Ужин?!. — Вскричал он, швыряя себе под ноги свой белоснежный колпак. — Так я и знал! Ужин! Вот, что вас волнует! Вот за чем вы сюда пришли!!.