Времена Амирана (СИ)

Из кромешной тьмы на него выплывало нечто. Тускло светящееся в темноте, ничего при этом не освещая, это порождение мрака почти не имело формы. Оно медленно приближалось к висящему на стене, вытягивая вперед, по направлению к своей жертве, какое-то подобие щупалец. Эти щупальца все время двигались. Они переплетались, казалось, проходя одна через другую, потом разбегались в стороны, открывая то, что находилось там, откуда они росли. Какое-то подобие уродливой головы с темными провалами глазниц, в глубине которых светились и двигались яркие красноватые — то ли точки, то ли искры.

Опасность действует на людей по разному. Это было замечено еще в глубокой древности. Кого-то опасность лишает сил, а кому-то она сил придает. Шварцебаппер был из числа последних. Паралич прошел, сменившись полным отключением сознательного начала. Тело, управляемое инстинктом, вырвалось на свободу и, безжалостно сжигая последние силы, поспешило к спасению. Двигаясь с ловкостью насекомого, бегущего по стене, Шварцебаппер за несколько секунд достиг верха рва и уперся головой в доски. В другой момент это привело бы его в отчаянье, но сейчас он даже не обратил на это внимания. Тело, его могучее тело, подгоняемое страхом, решало само и само же действовало.

Предоставив держаться левой руке, правая, сжавшись в кулак, ударила вверх. Там что-то треснуло. И, похоже, это были не кости, потому что тут же последовал следующий удар, а за ним еще и еще. Ослабленная гниением древесина поддавалась. То, что чуть не привело Шварцебаппера к гибели, теперь дарило ему спасение. Еще один удар, и рука оказалась снаружи. Оставалась самая малость — расширить отверстие и — на волю!

***

Любой, ставший невольным свидетелем этого зрелища, если и не умер бы от ужаса, то уж заикой бы стал наверняка. И, заикаясь, рассказывал бы потом всем желающим, как ночью, возле ограды дворца, раздались страшные звуки, доносившиеся из-под земли — звуки глухих ударов. А потом что-то затрещало и оттуда, оттуда же, все из-под той же земли, вдруг взметнулась сжатая в кулак рука. А следом за ней — издающая глухие стоны голова, с которой осыпались комки земли, вторая рука, плечи…

Я думаю, что если бы и правда кому-то выпало бы счастье лицезреть этот момент, то дальше ему рассказывать было бы нечего, потому что дальше любой нормальный человек с диким воплем бросился бы прочь, и, разумеется, не смог бы увидеть все происходившее там в дальнейшем. Я, разумеется, имею в виду честного рассказчика, Потому что рассказчик нечестный присочинил бы, как вылезшее из-под земли чудовище с бешеным ревом бросилось за ним, и как ему, рассказчику, пришлось вступить с ним в схватку и сражаться до тех пор, пока упырь, видя, что не на того нарвался, не убежал прочь и не залез обратно, под землю, где ему и место.

Но так уж получилось, что никто в этот момент не оказался рядом, и поэтому, в отсутствие свидетелей, просто поверьте на слово: Шварцебаппер, вырвавшийся из подземелья, и вправду был страшен и похож на вышедшего на охоту вурдалака. Дико озираясь, он вскочил на ноги и бросился прочь от этого проклятого места. Порванный в клочья черный плащ напоминал крылья громадного нетопыря. Шляпу он потерял, и его длинные спутанные волосы космами болтались вокруг головы. Сиплое, с подвыванием дыхание и меч, зажатый в правой руке, которым он размахивал, словно отгоняя мух, делали его портрет еще более выразительным.

Наконец, выбившись из сил и видя, что подземный ужас, похоже, там и остался — в подземелье, Шварцебаппер остановился, загнанно дыша. Потом упал ничком на траву и уставился вверх, в начинающее предутренне сереть небо. Он был жив. Чистый ночной ветерок овевал его разгоряченное лицо. Вокруг был нормальный, привычный, добрый старый мир, и бездонное небо сверху. А ведь он чуть было не лишился всего этого. Ах, как же это славно — жить!..

Да, кто бы спорил. Жить — хорошо! Жаль, что хорошего в этой жизни слишком мало. Вот и сейчас: стоило Шварцебапперу расслабиться и выпить глоток воздуха свободы, как следом за этим пришло понимание всего происходящего. И от этого понимания бедному королю захотелось или завыть, или спрятаться снова под землю. Там хорошо, там ты умрешь, и никто не узнает. Никакого позора! А сейчас?!. Где его бойцы? Где его верные товарищи? Никого… Он один. И что дальше? А как же то, зачем они пошли на все это? Где этот проклятый маг, из-за которого погибли славные гвардейцы и чуть было не погиб он сам? Может быть, он уже во дворце, и творит там свои мерзкие чудеса? Может быть и Геркуланий снова жив? И все их с Сердецией планы — того?..

— Ну, и куда мне теперь? — Думал Шварцебаппер. — Во дворец? Представляю себе… Вот это будет чудо! Вот это будет позор. Как я буду объяснять там такое свое появление?

Он посмотрел на меч, который до сих пор так и сжимал в руке.

— Зарезаться, что ли?..

Что же, это тоже выход. Найдут мертвое тело короля Арбакора, пронзенное его собственным мечом. Пусть потом ломают головы…