Времена Бессмертных

Мы останавливаемся возле многоэтажного жилого дома, где теперь обитает Спартак. Раньше он жил с матерью, но после своего двадцатидвухлетия, он решил жить один. В их семье тема Церемонии Перехода, это шанс объявить маленькую, но ожесточенную войну.

– Только, пожалуйста, не говори мне, что в завтрашнее дельце нас втянула Саванна?! – выбравшись из машины и страдальчески повиснув на пассажирской дверце, уточняет приятель. Он всегда недолюбливал мою бывшую.

– Я и не говорю. – отрезаю я. – Она не втягивала нас, она втянула меня.

– Лады, парень. Жду тебя завтра, как только вспыхнет солнце. – друг широко улыбается, демонстрируя мне идеальные белые зубы. Девчонки от этого просто млеют. – Никаких больше драк. Никаких чокнутых подружек из прошлого! – велит он и, хлопнув меня по ладоши, шагает по направлению к подъезду.

Я улыбнулся и развернул Шевроле на дорогу, ведущую в центр города Смертных.

На улице Свободы, в самом центре заброшенного парка развлечений – где тут и там разбросаны напоминания о былом времени в виде искореженных аттракционов – уже горит огромный костер. Вокруг огня, словно собираясь принести жертву давно забытым богам, рассредоточились отдельные кучки народа, но все как один волнительно застыли в ожидании начала Совета. Совет проводиться только в экстренных случаях, когда под вопросом стоит существование Смертных как отдельного класса. В отличии от Византии и других бессмертных городов, мы никогда не выбирали себе лидеров, нашей культурной особенности присуще понятие общего выбора и голос каждого может быть услышан на собрании подобном этому.

Единственными, кто обладают влиянием на общественное мнение – но не властью – являются старейшины, люди, чей жизненный опыт может положительно сказаться на принятии того или иного решения. Именно к ним я и направляюсь.

Огибаю ряд ржавых кабинок, на которых раньше катались по рельсам, миную наполовину ушедшее под землю колесо обозрения и оказываюсь в пятидесяти шагах от громадного костра, чье пламя угрожает поджечь небо.

Меня тут же обдает жаром, отчего лицо и руки, не спрятанные под одеждой, покрываются испариной. Я поеживаюсь от неприятного ощущения.

Гай, Филипп и Грегори – главные старейшины на данном Совете, молча, сидят по правую сторону от костра. Я с удивлением отмечаю: по ним совершенно не скажешь, будто старики испытывают дискомфорт от близкого нахождения с гигантским костром. Их покрытые морщинами, обвисшие лица задумчивы и сосредоточенны на каких-то размышлениях, но есть и еще что-то… Словно бы пожилые мужчины грустны.

Я никогда не видел ни одного члена Совета поддавшимся унынию, каждого человека на Окраине с детства учат бороться до последнего за выживание и не поддаваться разрушительной силе отрицательных эмоций. Поэтому я замедляю шаг, идя к мужчинам, надеясь прочитать чуть больше по их печальным лицам. Но как только я прохожу мимо очередного скопления народу – за мной протягивается шлейф пересудов и шепота. Старейшины поднимают на меня глаза.

Мерцающий оранжево-красный свет от огня, явственно отражает боль и отчаяние в глазах трех мужчин, призванных убеждать людей не поддаваться унынию. Даже не смотря на то, что за спиной у меня настоящий огненный исполин, внутри все холодеет. Гай, Грегори и Филипп, конечно, знают о пропажи Руфи и неужели они так отчаялись, что им больно высказывать мне советы и слова ободрения? Что известно им, чего не знаю я? Еще плохие новости?

– Я допросил одного из Бессмертных, это не принесло результатов. – на ходу сообщаю я, забыв о вежливости и не упоминая Спартака. Старейшины и другие люди с Окраины не доверяют его семье.

Филипп – наголо обритый старик, медленно поднимается со своего места и, не смотря мне в глаза, кладет руку на мое плечо, в знак поддержки. Я чувствую, как начинают дрожать мои руки; сначала кончики пальцев, затем дрожь поднимается выше, порождая слабость во всем теле.

Да что, черт возьми, стряслось?

Я не задаю вопроса вслух, уважительно жду разъяснений Старейшин, хотя сердце мое колотиться, словно в припадке.

– Леонард… – как тяжело звучит мое имя в устах Филиппа, будто сейчас слова угрожают раздавить всю мою прежнюю жизнь. – Твои мать и отец пропали… Как и остальные. Саванна в том же списке.

Я стою на своем месте, не двигаясь и не моргая, затаив дыхание перевариваю услышанное. Без паники, можно сказать расчетливо, прикидываю возможные варианты случившегося и то, что я могу сделать для близких. Моя семья… Руфь, мама, отец – все исчезли. Догадывался ли я, что такое может произойти? Да. Но ничего не мог предпринять. Шанс что-то исправить у меня появится получасом позже…

Филипп и другие не знают, что Саванна не похищена вместе с остальными Смертными, не знают, что все намного сложнее, чем они могут вообразить, НЕ ЗНАЮТ, что спокойные времена, в которых они жили раньше, больше не существуют.

Это будет война. И как же страшно стоять у ее истоков.

– Сколько приблизительно человек пропало? – холодно спрашиваю я Старейшин.