– Это хорошо, милая, душа у тебя светлая. Ей ведь тяжелее, чем тебе. Вокруг тебя детки, всё знакомое, а она тут одна одинёшенька среди незнакомых людей, и податься ей некуда. Куда пойдёт, что скажет? Да ещё дитё под сердцем носит, его дитё, твоим деткам братика или сестричку. Лихо ей сейчас. Ты не бросай её, у неё кроме тебя никого здесь нет, всем она чужая. Только ты её надёжа.
– Няня Наташа, выживет ли она ещё после такого потрясения, да и Александр Артемьевич едва дышит. Что делать?
– Я тебе, матушка, так скажу: лекари лекарями, а лучше знахарки да целительницы бабки Татьяны, никого в наших краях нет.
– Да что ты, няня Наташа, ей уж за восемьдесят, она еле ходит!
– А это тут причём? Дар, он от Бога даден, у него возраста нет. Я у неё уже побывала. Она травки подбирает, да отвары делает. Завтра к тебе приведу. Хуже, чем есть, не будет, а даст Бог, с хворями справится. Ты ей доверься, а сама делами занимайся да за детушками гляди. А сейчас выкинь всё из головы и спать ложись. Утро вечера мудренее.
Няня Наташа укрыла меня одеялом, перекрестила, взяла подсвечник и ушла. Я и не заметила, как уснула, и проспала без сновидений до самого утра.
С утра, проведав свёкра и заглянув к так и находившейся в полузабытьи Ульрике, горестно повздыхав, занялась накопившимися делами. За нескончаемыми заботами чувство отчаяния притупилось и отступило на второй план.