Времена года

На Матэ без вызова, но и без равнодушия смотрели большие, как у косули, глаза девушки. Девушка не была красивой, однако было в ней что-то такое, что делало ее привлекательной. Такой она казалась отнюдь не потому, что была молода и неплохо сложена. Взглянув на нее, Матэ вспомнил не только тех женщин, которых когда-то знал, но и тех, от которых в свое время равнодушно отвернулся.

— Я бы выпила еще немного. — Голос девушки вернул Матэ к действительности. — Если можно, конечно. — И, осторожно дотронувшись до забинтованной руки Матэ, спросила: — А что у вас с рукой?

— Ничего особенного, — ответил он. — Сорвал ноготь с пальца.

— О, это, наверное, очень больно! — посочувствовала рыжеволосая.

— Я довольно терпеливо переношу боль.

— Однажды я прищемила палец дверью, так думала, что с ума сойду, такая адская боль была. А потом ноготь был синим, — продолжала она, протянув Матэ руку, чтобы он посмотрел. — Теперь вот и не видно вовсе.

Женщина выжидающе уставилась на Матэ своими крупными влажными глазами. Почувствовав этот взгляд, Матэ поднял на нее глаза. По ее лицу пробежала неловкая улыбка.

— Зовут меня Милка. Здесь поблизости можно найти недорогую комнату.

Матэ ничего не ответил. «Какая она примитивная, циничная, — думал он, — но мне почему-то вовсе не противно в ее обществе». И он положил свою руку на руку девушки, словно она уже давно принадлежала ему.

— Ты меня здорово выручил, — просто сказала женщина. В глазах ее блеснула искорка надежды.

Когда они выходили из ресторана, Матэ заметил, что походка у рыжеволосой несколько тяжеловатая и неровная, словно она шла не по полу, а по песку.

«Наверное, уроженка Альфельдской низменности», — мелькнула у Матэ догадка.

Когда они вышли на улицу, Милка взяла Матэ под руку, словно они давным-давно знали друг друга. Возле железнодорожных складов им повстречалась высокая девушка в туфлях на тонких каблучках, осторожно обходящая лужицы.

Поравнявшись с ней, Милка окликнула ее, показала на Матэ:

— Это мой жених.

Матэ это не понравилось, но он все же улыбнулся высокой девушке и спросил у рыжеволосой:

— Твоя знакомая?

— Мы из одной деревни, — ответила Милка.

Старуха, к которой они пришли, за невысокую плату сдавала влюбленным парам комнату на короткое время. В железной печурке весело горел уголь. Окно комнаты выходило на четырехугольный двор, заваленный ящиками. В подвале дома находился какой-то склад. По террасе прошла женщина с корзиной. Матэ проводил ее взглядом, пока она не скрылась в подъезде.

«У меня еще есть время уйти отсюда», — мелькнула у него мысль.

В этот момент раздался стук. В дверь просунулась голова старухи хозяйки, седая, растрепанная. В руках хозяйка держала старый, видавший виды граммофон. Увидев граммофон, Милка рассердилась: злая гримаса исказила ее лицо. Она быстро подошла к угодливо улыбающейся старухе, сказала:

— Граммофон нам сейчас не нужен. Сидите в своей кухне, пока я не позову, — и выпроводила старуху из комнаты.

— Это что, твоя бабушка? — осторожно спросил Матэ.

— Черту она бабушка, а не мне, — со злостью бросила Милка и заперла дверь на ключ. — Никак не может понять, что сейчас ей в комнате делать нечего.

Подойдя к Матэ, Милка крепко обняла его и страстно поцеловала. Матэ осторожно высвободился из ее объятий.

— Испугался, наверное, что присушу тебя к сердцу? — улыбнулась Милка.

Несколько мгновений она стояла, бессильно опустив руки, словно отдыхала, потом открыла дверцы шкафа, на одной створке которой с внутренней стороны висело длинное зеркало. Покрутившись перед зеркалом, Милка внимательно осмотрела себя, потом начала раздеваться. Сначала сняла чулки, растерев пальцами лиловый след от слишком тугих резинок. Снять широкую юбку не представляло особого труда: как только она расстегнула крючки, юбка упала на пол. Свитер она стащила одним движением; немного посопела, когда распутывала волосы. Комбинации на ней не было. Оставшись в трусах и бюстгальтере, она бросила на Матэ быстрый взгляд, затем достала из шкафа старый сатиновый халатик.

Матэ осмотрелся. В комнате сильно пахло нафталином.

— Нет ли у тебя чего-нибудь выпить? — спросил он. — Ну хотя бы палинки?

Милка возилась с поясом халатика.

— Если обязательно хочешь выпить, я сейчас пошлю старуху, — сказала она. — Через два дома отсюда есть небольшая пивнушка.

— Лучше я сам, — предложил Матэ.

— Ты?

Милка смерила Матэ презрительным взглядом. Захлопнула дверцы шкафа, отчего зеркало зазвенело.

— Раздумал, значит? — резко спросила она.

— Я? — Матэ покраснел.

— По тебе видно, что хочешь уйти.

— Да нет же.

— Зачем ты мне врешь?

— Я не вру, поверь мне.

— Я чувствую, что врешь, — сказала Милка, поднеся руки к глазам, словно желая вытереть их.

— Просто мне захотелось выпить, и все, — объяснил Матэ, но на этот раз уже не так уверенно.

— Выпить! Нашел отговорку.

Грустная, Милка стояла посреди комнаты. Она начала закалывать волосы, которые только что распустила. По лицу блуждала презрительная улыбка.

— Этот трюк не нов, — проговорила она. — Дурочкой меня считаешь? Уйдешь как будто за палинкой и поминай как звали. А я должна тут сидеть и ждать.