Времена года

Матэ понимал, что именно имели в виду его бывшие коллеги по работе в райкоме. Пока Матэ не видел никакой возможности для сближения с ними, так как они, не забывая о том, что с ним было, отнюдь не пытались понять, почему так случилось. Матэ с нетерпением и полным правом ждал того момента, когда его вызовут в обком и когда те же самые люди скажут ему: «Дорогой наш товарищ, с вами поступили несправедливо: вы этого не заслужили. Мы сами во многом виноваты и признаем это, а теперь разрешите пожать вашу руку, руку честного коммуниста...»

Матэ понимал: все его объяснения, что ему нечего бояться ни людей, ни молвы, до этих людей не дойдут. Они просто не поймут его. Так стоит ли попусту тратить силы?

Он стал искать ручку, чернила, бумагу. Нашел чернильницу, но чернила в ней высохли. Потом в тумбочке нашел бумагу и сломанный карандаш. Бумага была сырой и плохо пахла. Однако все его попытки найти хорошую бумагу успехом не увенчались. Тогда он очинил карандаш и, просушив бумагу над плитой, сел к столу и написал:

«Это письмо я решил написать вам, товарищи, только потому, что хочу знать правду, хочу услышать ее от вас...»

Написав первое письмо, Матэ задумался, куда его послать: прямо в Будапешт или в обком. И поскольку Тако уже не работал в обкоме, да и в области его уже не было, Матэ послал письмо новому секретарю обкома партии. Он надеялся на благоприятный ответ, так как в письме своем был предельно откровенен и ничего не хотел, кроме правды. Сознание выполненного долга, а отправить письмо в обком он считал долгом коммуниста, несколько успокоило его и придало сил терпеливо ждать ответа.

На шахте его никто ни о чем не расспрашивал. Старший подрывной мастер при первой встрече молча протянул ему руку. Крепкое рукопожатие особенно пришлось Матэ по душе. В клети, когда они спускались в шахту, все спокойно смотрели на него, как будто ничего не было и он всего-навсего вернулся из очередного отпуска. Смотрели по-дружески и с уважением.

Бригадир участка, увидев Матэ, склонился над ящиком с инструментом и сделал вид, будто ищет что-то, на самом деле он просто не нашел слов, чтобы заговорить с Матэ. Выпрямившись, он просто и громко сказал:

— Значит, вернулся...

— Вернулся, — ответил Матэ. Он посмотрел всем членам бригады в лицо, чтобы они поняли: он пришел к ним по своей доброй воле и с чистым сердцем.

— Вон там будет твое место. — Бригадир показал Матэ его рабочее место. По голосу бригадира чувствовалось, что он волнуется.

С этого момента жизнь Матэ как бы началась заново. Он снова работал на шахте. Но уже не был прежним Матэ. За прошедшие годы он повзрослел и обогатился жизненным опытом. У него было такое чувство, какое появляется у человека, приехавшего домой после долгого отсутствия, за которое он из ребенка превратился во взрослого мужчину.

Кроме работы, Матэ ничем не интересовался. Работал не жалея сил, как человек, который старается наверстать упущенное. О том, что он отправил в обком письмо, Матэ никому из товарищей не сказал. Он ждал ответа с таким нетерпением, с каким человек ждет решения, от которого зависит его дальнейшая жизнь.

Возвращаясь домой после работы, он прежде всего смотрел, нет ли письма. Временами ему казалось, что он слышит скрип калитки, стук в дверь, больше того, даже слышит, как называют его фамилию, видит, как к нему пришли из обкома и что человек, пришедший к нему, держит в руках письмо, которое он сам отослал в обком. Чувство блаженного удовлетворения охватывало его.

Однако прошел месяц, за ним — второй, а ответа не было. Матэ не знал, как поступить. Идти в обком он не хотел, так как был уверен, что секретарь наверняка получил его письмо: он отослал его заказным письмом с центральной почты. Временами Матэ доставал из кармана почтовую квитанцию, разглядывал дату отправления, словно сомневался в том, что отправил это письмо.

День за днем проходил в ожидании. Он научился терпеливо ждать и радоваться вещам, которые на первый взгляд многим кажутся совсем незначительными, а он-то знал, что люди, не замечающие их, сами себя обкрадывают и порой не способны радоваться не только этим маленьким радостям, но даже большим и значительным.

Когда Матэ работал в первую смену, то вечером готовил для себя все необходимое на утро: начищал башмаки, складывал на стул штаны, рубашку и носки, собирал завтрак. Обедал он в шахтерской столовой, но старался избегать встреч и разговоров со знакомыми. Говорил редко и мало, а если его о чем-нибудь спрашивали, отвечал немногословно. После обеда с первым же автобусом уезжал домой. По пути заходил в магазин и покупал себе что-нибудь на ужин.

Иногда его навещала старшая сестра. Обычно она приезжала к нему в воскресенье, всегда одна, без мужа. Матэ не спрашивал, почему ее муж, который работал в шахтоуправлении в научно-техническом отделе, никогда не приезжает. Сестра прибирала в доме, вытирала пыль со старой некрасивой мебели. Закончив уборку, она садилась напротив брата, и они начинали говорить. Разговор, как правило, клеился плохо, но был необходим им обоим.