– Теперь можешь смело меня выгнать! – она задрала подбородок как могла выше.
Он молчал. А Майя вдруг осознала, что слышит его молчание. Оно бывало разным. Разноцветным. Это было теплым. Уютным и светло-коричневым, как ковер в кабинете. То молчание, которое воцарилось сейчас в спальне, не пугало ее. Но подбородок все-таки опустился. Все ниже и ниже. Пока не был пойман его пальцами. Июль заставил поднять лицо и посмотреть в глаза.
– Ты этого хочешь?
– Нет, конечно! – она хотела фыркнуть, но вышел почти всхлип. И дальше добавила совсем обреченно: – Но за ложь полагается наказание. А у тебя талант указывать людям на их ошибки.
Удивительно. Невозможно. Невероятно. Но у него смеются глаза.
– Мне сказали, что сегодня в общежитии запекали рыбу. Май, пойдем ужинать?
Что-то туго завязанное внутри внезапно распускается. А она неожиданно для себя подается вперед и обнимает его за пояс.
– Пойдем.
Машина застряла в пробке. Москва вечером привычно стояла. Водитель чуть прибавил звук радио. Илья проверил электронную почту, написал пару распоряжений секретарю и посмотрел в окно. На тротуаре остановилась группа студентов и что-то активно обсуждала, мешая прохожим. У Май тоже скоро должны закончиться занятия. Как-то незаметно учебное расписание консерватории вошло в его собственное. Илья знал, что по средам после обеда она свободна, а в четверг приходит домой в семь. И еще знал, что Май почти не ездит к родителям. Они не обсуждали это, Илья просто знал. И считал, что Майя должна сама решить этот вопрос – рассказать о своей жизни отцу и матери. Она должна взрослеть. И нести ответственность за свои слова и поступки. Он видел два дня назад в спальне, как тяжело Майе давалась ложь в разговоре с Михаилом Львовичем, как не по себе было, когда Май поняла, что обман с командировкой в Шанхай раскрыт. Он привычно читал все, что отражалось на ее лице. И понимал – девочка еще много будет думать над создавшимся положением и обязательно сделает шаг. Правильный. Или он в ней ошибся. Но Илья был уверен, что не ошибся.
Машина наконец сдвинулась с места. Илья посмотрел на часы. Должны успеть вовремя.
– Это еще потому, что дорогу ремонтируют неподалеку, Илья Юльевич, – подал голос водитель. – Это же только у нас дорогу ремонтируют в самое время, когда машин больше всего. Но мы сейчас дворами.
И свернул в ближайший переулок.
Вчера Майя устроила очередной сюрприз. Илья возвратился домой и увидел на двери спальни… портрет скрипача. В лучших традициях девичьих влюбленностей. Густые длинные волосы, смазливое лицо, джинсы, скрипка и – восторг в глазах Майи. Все бы ничего. Но ЭТОТ тип на двери ЕГО спальни.
Порой Илье казалось, что она его провоцирует. Специально. Как с тем контрабасом, что стоит в гостиной. Нет, он все понял про инструмент и Севу, но футляр с содержимым вполне можно было разместить там же, где и скрипку. Места достаточно. Однако Майя поставила его на самое видное место – в гостиную. Словно ждала: что дальше? А дальше Илья уже пару раз натыкался на этот контрабас в темноте, отбил ногу, выругался и услышал в ответ со стороны кухни: «Осторожно! Не урони! Ты расстроишь инструмент!»
Скрипач в спальне, похоже, был следующим номером программы. Илья отошел на некоторое расстояние от двери и стал задумчиво разглядывать постер, как в картинных галереях изучают полотна известных мастеров.
– Нравится? – глаза Май блестели. Девочка откровенно хулиганила. – Он виртуоз.
Илья кивнул головой, а потом сказал:
– У тебя есть ровно десять минут, чтобы снять отсюда виртуоза.
– Почему?
– Потому что если это буду делать я, то, боюсь, получится не очень аккуратно.
Сказал и вышел.
Ровно через десять минут всю квартиру наполнили труднопереносимые звуки. Что-то среднее между ором кота, которому прищемили хвост, и царапаньем по стеклу. Это Майя водила смычком по струнам скрипки, издавая ужасающее завывание.
Так Илья понял, что постер все же сняли. И сразу же стали высказывать свое отношение к несправедливости этого мира.
Он искал в морозилке лед для виски и улыбался. Не просто улыбался – ему было хорошо. Илья как-то разом прочувствовал все: темный вечер за окном, уютный теплый дом – свой дом, предстоящий вечер, Май, которая после душа раскидает полотенца по всей ванной, а потом уснет у него под боком…
Она не выдержала первая. Звук прекратился, и вскоре из коридора послышался вопрос, заданный невинным голосом:
– Июль, я тебе не сильно мешаю? Просто современные композиторы… они своеобразны.
– Что ты, – очень серьезно ответил он. – Совсем не мешаешь. Но на всякий случай передай современным композиторам, чтобы аккуратнее сочиняли. Так можно расстроить скрипку, наверное.
Она все-таки сделала это. Сделала то, от чего уберегла себя в дни после… Когда мучительно минуту за минутой перемалывала в себе ТО событие. Их первую близость. Его слова про господина без сердца. Горький запах табачного дыма, которым тянуло с балкона. И десять дней молчания.