Времена года. Пернатый змей (СИ)

Дарья назвала свой номер. Затем встала и сказала:

— До свидания.

Заметно было, что вежливость ей дается с трудом. Ирина тоже встала и проводила гостью.

***

Дарья очень боялась того, что останется только с половиной суммы от продажи жилья, но деваться ей было некуда. Содержать двухкомнатную квартиру становилось все сложнее.

На следующий день Ирина перезвонила ей и сообщила, что Тони согласен поговорить по видеосвязи.

Дарья пять лет не видела своего сына. Тогда еще совсем мальчик превратился в красивого молодого парня, ухоженного и хорошо одетого. И разумеется, он был не один. Рядом с ним сидел Алекс, тоже возмужавший и по-прежнему очень привлекательный. Обнимал своего мужа и злобно косился на нее, явно вспоминая их разговор.

— Я слушаю тебя, — сказал Тони.

— Я хочу продать квартиру. Мне нужно твое разрешение на продажу, и ты, наверное, захочешь забрать половину суммы.

Тони грустно посмотрел на нее. Долго молчал, а потом сказал тихо и спокойно:

— Пришли мне документы, я подпишу их. Больше мне ничего не нужно. Мне нужна была ты, а тебя не было. Живи и будь счастлива.

Он выключил связь, не в силах продолжать разговор. Обнял Алекса и горько заплакал. Алекс обнял его в ответ. Тихо сказал:

— Она не заслужила такого отношения.

Тони только тихо вздохнул.

— Идем спать лучше, сердце мое, завтра рано вставать.

— Идем, — погладил его Алекс.

Они даже сексом не занялись. Тони прижался к мужу и лежал, уткнувшись тому в плечо и закрыв глаза, пока не уснул.

***

А Дарья, услышав все это, увидев повзрослевшего сына и осознав, что он только что сделал, онемела. Пытаясь справиться с шоком, спросила у Ирины, вспоминая события той зимы, когда она выставила Тони из дому:

— Они ж тогда у вас жили?

— Жили. Им нужно было учиться, а время тогда уже стало опасным. Антон чуть не погиб после того, как вы его не пустили в дом.

— Как?.. Как чуть не погиб?.. — едва слышно прошептала Дарья. — Я не знала.

— Конечно же, он вам ничего не сказал, — вздохнула Ирина. — Как всегда. Он такой скромный мальчик. Простите, что так его называю. Теперь он, пусть не по нашим законам, а по иностранным, наш второй сын. Мы с Владиславом очень привязались к нему, пока они у нас оба жили. И почему наш сын его выбрал, я понимаю.

Дарья чуть рот от удивления не открыла. Она всегда считала то, что сын ей не перечил, помогал по дому и был скромным, его недостатком, который, конечно же, пыталась исправить, а сейчас слышала об этом чуть ли не как о добродетели.

— Трудолюбивый, внимательный, умница. Леша у него многому научился, — продолжила Ирина.

Дарья чувствовала, что начинает краснеть. То, в чем она упрекала сына, сейчас преподносилось как достоинства, которым стоило учиться. Его вечное сидение за столом за учебой допоздна, дотошность и занудство вместе с всезнайством раздражали ее без меры. Когда он познакомился с Алексом, она думала, что сын хоть отчасти перестанет быть таким «ботаном».

— И бескорыстный… Как это на него похоже.

«„Ой, дурак“, — наверняка скажет Владислав, бывший сейчас в командировке, когда узнает о решении Тони отдать матери свою часть квартиры, — подумала Ирина. — Ну хоть „долбоебами мелкими“ называть перестал, уже хорошо».

Отсутствие у сына жажды наживы и акульей хватки Дарья всегда считала признаком слабости. И то, что тот познакомился с Алексом, явно из семьи с достатком, сначала радовало ее. Когда же она прочла его стихи, в которых он описал свои подлинные желания и чувства к Алексу, то пришла в ужас. Кошмар ее молодости ожил. Склонности мужа, изменявшего ей не только с женщинами, но и с мужчинами, передались ее сыну! Зачем она его тогда обозвала «барчуковой подстилкой», она уже и сама не знала. Хотя когда-то в молодости хотела найти парня из состоятельной семьи. То, что Тони и Алекс любили друг друга, причем настолько сильно, что нашли способ узаконить свои отношения… Она не могла, не хотела в это поверить.

Дарье казалось, что мир окончательно рушится. Ирина описывала Тони так, что ее сын, не приспособленный к жизни, с откровенно омерзительными ей пристрастиями, представал чуть ли не ангелом во плоти, а она сама оказывалась в глазах… В глазах своих, фактически теперь уже родственников, бездушным чудовищем, выгнавшим человека из собственного дома зимой на мороз и на смерть только за то, что он не такой, каким ей хотелось его видеть.

— Я не могу во все это поверить… — тихо сказала она. — Мне нехорошо…

— Может быть чаю? Идемте на кухню, у меня как раз кусочек торта остался.

Дарья поднялась, не чувствуя под собой ног. Пошла за Ириной на кухню.

— От горячего сладкого чая вам станет легче, — сказала ей Ирина, подавая кружку.

— Спасибо… Какой ужас…

— Они молодцы, справляются, хоть и нелегко им за границей жить, — сказала Ирина. — Мы были у них этим летом в гостях.

— Скажите, а с ним можно еще как-то поговорить?

Ирина внимательно посмотрела на свою родственницу и очень тихо спросила в ответ:

— Что, прощения попросить хотите?

— Как вы догадались? — Дарья едва выговаривала слова.