Vremena goda

Оратор рубил воздух рукой, другая была засунута за ремень. Высокий, стройный, со сверкающим пробором, он был в черной рубашке, белом ромбическом галстуке со свастикой. Лаецкий недавно закончил юридический факультет, но на службу поступать не спешил. Он был из обеспеченной семьи, президент Теннисного клуба и завсегдатай дансингов. Уж не знаю, как всё это в нем уживалось.

– Кризис, о котором тут толковал жидобольшевистский краснобай… – Свист и крики в «красной» половине зала. Лаецкий повысил голос. – …Кризис, которым нас тут стращали, приведет к тому, что скоро и Северо-Американские Штаты качнутся в сторону фашизма! Знаете, в чем коренная разница между двумя ведущими идеями современности, коммунистической и фашистской?

– Расскажи! Просвети! – глумливо кричали комсомольцы.

– Молчать, свиньи! Вашего оратора не перебивали! – орали сидевшие кучей чернорубашечники.

Однако до потасовки дело не дойдет, это я знала по опыту. Раньше случалось, но с приходом японцев полиция в подобных случаях стала действовать быстро и решительно, беспощадно лупцуя дубинками и таща в кутузку всех без разбора. После окончания диспута, где-нибудь в темном закоулке, самые распалившиеся могли, конечно, перейти от слов к кулакам, а то и кастетам. Но не здесь.

– А ну тихо все! Дайте послушать! – крикнула и я, да свистнула в четыре пальца. Это искусство я освоила еще на родине – единственный общественно полезный навык после учебы в «Общественно-полезной школе № 11», которую я заканчивала, когда развалилась Александринская гимназия.

В зале засмеялись и даже захлопали. Это придало мне храбрости перед выступлением.

– Коммунизм – это общество слабых, где подавляют и даже истребляют всякого сильного, незаурядного человека, – чеканил Лаецкий. – А фашизм – общество, в котором сильные подавляют и истребляют слабых. За нашим движением будущее, потому что фашизм соответствует великому закону природы. Мы – племя львов, а не шакалов!

Про сильных и слабых мне понравилось. Про львов и шакалов не очень. Я никогда не любила трескучей фразы и позерства.

Но вот харбинский дуче закончил выступление. Ему оглушительно хлопали и гадко улюлюкали.

Настал мой черед.

Я удовлетворенно улыбаюсь, покачиваясь в такт блюзу. Я вспоминаю свое выступление – каждую фразу, каждую паузу. Я хочу сохранить в памяти все детали.

С каким замечательно уверенным и спокойным видом начала я говорить! Будто университетский профессор на лекции. Как дважды два доказала, что и коммунизм, и демократия, и фашизм – в общем-то одного поля ягоды, поскольку все они произросли на тесной грядке под названием «западная цивилизация». Этот истощенный огород продемонстрировал свою бесплодность мировой войной и чередой кровавых революций. Пора нам всем протрезветь и сказать себе про Запад: сему месту быть пусту. Молодежь должна повернуться лицом от заката к восходу. Будущее человечества сегодня куется не на мощеных площадях Европы, а на бескрайних просторах Азии. И кузнецом нового мироустройства станет молодая нация, сильная духом и стальными мускулами. Сначала она поведет за собою главную страну планеты, великий Китай, затем всю Азию. Ее грандиозная историческая миссия – показать миру, что дух и воля сильнее золота и плоти.

Постепенно мой голос делался звучнее. Мне кажется, я говорила сильно и страстно. Может быть, не столь складно, как коммунист Шлиман, но во всяком случае лучше, чем Лаецкий. Кого-нибудь другого смутило бы отсутствие поддержки зала, поделенного надвое между «черными» и «красными», но меня эта стена отчуждения лишь заряжала силой.

«Я – сильная», думаю я и снова улыбаюсь своему отражению в зеркале.

К тому же в зале сидел Сабуров. Его лицо, как обычно, было непроницаемо, но по блеску глаз, я видела, что он взволнован моей речью. Такая поддержка стоила больше, чем большевистская или фашистская клака.

Главный свой козырь я приберегла напоследок. Какая я все-таки умница, что заранее всё просчитала и предугадала!

Когда я закончила свою речь, никто не хлопал. Встал один из шлимановских активистов и стал обвинять меня в двурушничестве. Мол, агитирую за микадо, а сама живу на пенсию, которую выплачивает совучреждение, пользуюсь казенной квартирой и вообще всеми правами обладательницы советского паспорта.

Я была к этому готова и знала, что делать.

Комсомолец еще брызгал слюной и грозил пальцем, а я молча вынула из сумочки красную книжечку и показала ее залу. Выступающий растерянно умолк.

Я громко выкрикнула переиначенные строки из их обожаемого Маяковского:

Беру, как бомбу, беру, как ежа,
Как бритву обоюдоострую,
Беру, как гремучую в двадцать жал
Змею двухметроворостую…

Взяла и разорвала «серпасто-молоткастый», а обрывки кинула на пол со словами:

– «Глядите, завидуйте: я – больше не гражданин Советского Союза!»

Что тут началось! Повскакивали все – и «черные», и «красные». Первые устроили мне овацию, вторые ревели от бешенства и негодования.