Сев в постели, я сгорбилась, потирая лицо и глаза. Черные локоны отгородили меня от солнечных лучей, давая привыкнуть к свету. Усталость от пережитого грузом давила на плечи. Кончики пальцев привычно проложили дорожку от шрама у губ к шее и ключицам, очерчивая неровные борозды кожи. Я все еще Софи, пока еще Софи, хотя иногда сложно отделить себя от чувств Ньярла и его старых переживаний.
Подтянув одеяло повыше, я сжала его в руках и, уткнувшись в мягкую ткань, выдохнула.
— Боги, где же мне найти столько сил и тем более покой, пускай и ненадолго?
— Это ведь твоя дочь там, в деревне сейчас?
— И к ней везут Мома?
— А ты скоро мне представишь ее появление?
В этот раз некромант замолчал, но мне и без того был понятен ответ. Конечно, это ведь тоже нужно, это важно для истории, чтобы я знала обо всем, что произошло. Как же.
Щека с шрамом нервно дернулась, глаза неприятно защипало.
— От того, что ты это говоришь, мне не становится приятнее. Мне не будет легче, сколько бы ты не уверял, что я сильная, я справлюсь, я смогу идти вперед. Никакие и ничьи слова мне не помогут, — чувствуя, как во мне снова нарастает удушающая злость, я сильнее сжала одеяло, стараясь ее унять. — Даже ненавидеть не могу, от нее сейчас нет толку, только испортит все, но как мне тогда выживать, Ньярл? Можешь подскажешь, что мне делать, чтобы не свихнуться от того, что я вижу вокруг себя и днем и ночью?
Маг снова замолчал, давая мне остыть. Глубоко задышав, я зажмурилась и выпрямилась, посмотрев в окно. Стоит уже спуститься на завтрак, иначе кто-нибудь точно придет сюда сам, проверить, почему я все еще не отрабатываю свое спасение и хлеб.
Скинув одеяло, я встала и пошла в ванную умыться. Прохладная вода сравняла по цвету мои щеки и глаза, подчеркивая и без того болезненный вид.
— Потрясающе.
Кое-как пригладив свои волосы, я поискала в шкафу большую шерстяную кофту, когда-то наглым образом отобранную у Гани, и, натянув ее на пижаму, вышла из комнаты, прислушиваясь к шуму в доме.
На кухне загремели тарелки, одна из горничных пролетела мимо с стопкой чистого белья и, посмотрев на меня, свернула к моей комнате, собираясь перестелить постель, пока я завтракаю. Задумавшись на миг, я пошла за ней и окликнула в коридоре.
— Извините, а брат уже завтракал?
Девушка остановилась и, развернувшись на каблуках, коротко поклонилась.
— Еще нет, после встречи с Давидом он не выходил из комнаты и не просил принести завтрак.
Вздрогнув, я подошла ближе к горничной.
— Давид приходил сюда?
— Да, насколько я понимаю, он был приглашен, но ваш брат не дал ему войти и после короткого разговора попрощался с ним, после чего просил не тревожить остаток дня.
— Ясно, спасибо.
Развернувшись, я поспешила на кухню. Быстро собрав на поднос две тарелки омлета и сок, взяла его в руки и вернулась к спальням, постучав ногой в дверь Гани.
— Я просил меня не трогать!
— Гани, душа моя, неужели ты откажешься от завтрака с сестрой?
В комнате послышался шум и шорох одежды, спустя минуту дверь открылась, и брат впустил меня внутрь.
— Думал, что можешь и от меня просто так спрятаться?
Я поставила поднос на письменный стол, сдвинув на нем сваленные кучей листы бумаги с переводами пьесы, короткими заметками и обрывками стихов, случайно пришедших в славную вихрастую голову юноши.
— Я знаю, что ты и из-под земли достанешь, так что даже не надеялся.
Просторная комната находилась в каком-то странном беспорядке, будто брат долго и самозабвенно бросался вещами в эмоциональном раздрае. Симпатичные безделушки, засушенные цветы, разбитая ваза у стенки, одежда, лежащая где попало — все напоминало поле битвы, если не с кем-то, то как минимум с собой. Плотные шторы закрывали окна, не впуская свет и сохраняя внутри полумрак, при котором здешний хаос выглядел даже как-то зловеще.
— Ганим, что произошло?
Повернувшись к парню, все еще стоящему у двери, я заметила, что он лишь неловко смотрит в пол, инстинктивно пряча руки в рукава свободного свитера с высоким, закрывающим шею горлом.
— Н-ничего, сейчас все в порядке.
— Гани, что-то случилось, пока меня не было?
— Нет-нет, не волнуйся, давай завтракать, я позже здесь все уберу, что-то совсем всё забросил…
Подойдя вплотную к брату, я крепко обняла его и уткнулась в плечо, закрыв глаза.
— С-софи?
— Ты не хочешь мне рассказывать?
Голос Гани дрогнул, задрожав в моих руках, он обнял меня в ответ и тихо шмыгнул.
— Я… мне просто стыдно…
— Ты думаешь, я теперь могу тебя за что-то осудить?
— Не в этом дело, я… чувствую себя ужасно. Я сам испорчен и порчу всё к чему прикасаюсь.
— Ни разу этого не видела.
— Но Софи…
— Давай присядем, и, если ты захочешь что-то рассказать, я выслушаю тебя.
— Я смогу тебя так же обнимать?
— Конечно, и ты можешь не показывать лицо, если тебе неуютно.