Для кого-то другого богиня выглядела бы совершенно безмятежно, но я ощущал ее злость, страх и напряжение. Считывал это в чуть нахмуренных бровях, дрожании пальцев, неестественной зажатости и прямой, будто закаменевшей осанке. Луна явно не собиралась прощать, понимать и смиряться с чужим любопытством, перешедшим всякие границы, а мне, как допустившему это безумие, нужно было помочь избавиться от последствий.
Переступив порог родного дома, я впервые ощутил его иным, изменившимся, чуждым мне настолько, что я на мгновение замер, пытаясь совладать с этими мыслями. Мое сердце ныло от неприязни, сознание вторило, подтверждая: что-то неминуемо исчезло, пропало в водовороте нечестивых экспериментов брата. Он сделал что-то, впустил или наоборот отдал на заклание тем, кого слышит из уст мертвых.
— Моя богиня…
— Молчи, сейчас не время.
Луна нахмурилась сильнее, я видел ее такой впервые и никогда не смог бы передать эту тревогу в камне.
Мы проследовали дальше, через просторную галерею с видом на внутренний двор, к наиболее поздней пристройке, где брат, как он обещал, должен был заниматься медициной и искать лекарства, способные продлить жизнь. Там же, по его заверениям, обещала остаться девушка, получившая змеиный укус. Найденная в зарослях бессмертника, она случайно стала отправной точкой в исследованиях того, что кроется за гранью нашего мира.
— Вир! Я же просил меня не беспокоить! Зачем ты…
— Прочь!
Брат остановился в проеме дверей, загородив собой вход, но богине едва ли нужно было отдельное приглашение. Легко оттолкнув мужчину, она ступила на каменный пол, заставленный огромным множеством разных кувшинов. В них, тихо зашипев и шелестя не громче шороха бумаги, зашевелились многочисленные змеи, пойманные братом с начала его сумасшедшего увлечения.
— Познание не остановить, разум не остановить, рано или поздно иные поделятся с людьми всем тем, что вы так жадно, так мелочно скрываете нас.
— То, что ты отыскал, отравляет саму жизнь, это поклонение сущностям, чье внимание ты не должен был привлечь.
— Это ты так говоришь.
— Я и любое другое божество объяснит тебе тоже самое.
— Только потому что вы слишком слабы, вы не видите и дальше своего носа, а она…
— Видит? Как много теперь? Может быть, ты сам покажешь, что сделали с ней твои поиски? Получила ли эта девушка обещанное тобой бессмертие?
Он открыл было рот, но не нашелся с ответом. Луна, осуждающе покачав головой, сделала шаг к дальней двери зала, она наверняка уже представляла, что именно встретит. Брат дернулся следом, желая остановить, но я успел перехватить его и позволил богине пройти до конца, открыв проход в святая святых этого места. В небольшой больничной палате с плотными занавесями штор я разглядел то, что осталось от нашей помощницы по дому. Исхудавшее тело покоилось на перине под тремя шерстяными одеялами, черные волосы спутанной паклей лежали на лице. Кожа серая, сухая, словно пергамент, губы с черным ободком от яда. Даже в зале я слышал тяжелое, хриплое дыхание, будто даже это действие тратило все силы девушки.
Открыв воспаленные, потемневшие веки, она обратила взгляд на вошедшую. Ослепленные угольные глаза белыми пятнами роговиц дернулись к свету и задрожали от натужного вдоха.
— Я слышал крик Луны,
Задушенной в ее же ореоле,
Что пожирает черная Звезда.
Ей так велит Каркоза.
Услышав шелестящий, неживой голос, брат едва не вывернулся из моих рук, потянувшись к девушке. Он знал, что сейчас произойдет, но в последний раз хотел услышать ее безумные речи, всем нутром обратившись в слух.
— Я слышал песнь Гиад,
Безмолвную, как песнь моей души…
Но вот приходит Он — и все стихает,
И стихни ты, Мой голос неживой,
Как слезы, что иссохли,
В Каркозе Богом проклятой.
Серебряный клинок в руках богини пронзает едва бьющееся сердце. Мой брат кричит в отчаянии так сильно, словно сам сейчас лежит на ложе, проткнутый божественным оружием.
Меня выдернуло из сна так резко, что тяжесть собственного тела вдруг показалась неподъемной. Легкие с трудом расправились, взгляд лихорадочно обвёл комнату, постепенно узнавая ее. Эту ночь я провела в своей спальне, хотела отдохнуть и хоть немного привести мысли в порядок, но богиня рассудила иначе. Новая часть воспоминаний осела в голове, опутав чувства липкой неприятной паутинкой.
— Ньярл.
Мне тяжело это объяснить, я знаю не больше твоего.
Мне кажется, я видела того человека, твоего брата.
Что?
Смутно, но я помню его среди бесконечного черного моря, помню боль и когти какой-то твари, раздирающей мою шею.
Тебе, наверное, показалось.
Нет, я более чем уверена. Еще в библиотеке мне почудилось сходство, но сейчас я готова поклясться, что это один и тот же человек. Темные глаза, черные волосы, колкая щетина и жесткие губы. Подумай только, он же и есть тот первый, кто заговорил с мертвецами, он сам доводил людей до грани ядами, чтобы те заглянули за край мира, как помощница. Всё сходится.
Я отказываюсь принимать нашу связь.
Это глупо, нам стоит обдумать это.
Конечно, но я сделаю это сам.
Ньярл!