Времена не выбирают…

Камни кидают мальчишки философу в сад.

Он обращался в полицию – там лишь разводят руками.

Холодно. С Балтики рваные тучи летят

И притворяются над головой облаками.

Дом восьмикомнатный, в два этажа; на весь дом

Кашляет Лампе, слуга, серебро протирая

Тряпкой, а всё потому, что не носом он дышит, а ртом

В этой пыли; ничему не научишь лентяя.

Флоксы белеют; не спустишься в собственный сад,

Чтобы вдохнуть их мучительно-сладостный запах.

Бог – это то, что не в силах пресечь камнепад,

В каплях блестит, в шелестенье живет и накрапах.

То есть его, говоря осмотрительно, нет

В онтологическом, самом существенном, смысле.

Бог – совершенство, но где совершенство? Предмет

Спора подмочен, и капли на листьях повисли.

Старому Лампе об этом не скажешь, бедняк

В Боге нуждается, чистя то плащ, то накидку.

Бог – это то, что, наверное, выйдя во мрак

Наших дверей, возвращается утром в калитку.

«Кавказской в следующей жизни быть пчелой…»

Кавказской в следующей жизни быть пчелой,

Жить в сладком домике под синею скалой,

Там липы душные, там глянцевые кроны.

Не надышался я тем воздухом, шальной

Не насладился я речной волной зеленой.

Она так вспенена, а воздух так душист!

И ходит, слушая веселый птичий свист,

Огромный пасечник в широкополой шляпе,

И сетка серая свисает, как батист.

Кавказской быть пчелой, все узелки ослабив.

Пускай жизнь прежняя забудется, сухим

Пленившись воздухом, летать путем слепым,

Вверяясь запахам томительным, роскошным.

Пчелой кавказской быть, и только горький дым,

Когда окуривают пчел, повеет прошлым.

«Вот статуя в бронзе, отлитая по восковой…»

Вот статуя в бронзе, отлитая по восковой

Модели, которой прообразом гипсовый слепок

Служил – с беломраморной, римской, отрытой в одной

Из вилл рядом с Тиволи; долго она под землей

Лежала, и сон ее был безмятежен и крепок.

А может быть, снился ей эллинский оригинал,

До нас не дошедший… Мы копию с копии сняли.

О ряд превращений! О бронзовый идол! Металл

Твой зелен и пасмурен. Я, вспоминая, устал,

А ты? Еще помнишь о веке другом, матерьяле?

Ты всё еще помнишь… А я, вспоминая, устал.

Мне видится детство, трамвай на Большом, инвалиды,

И в голосе диктора помню особый металл,

И помню, кем был я, и явственно слишком – кем стал,

Всё счастье, всё горе, весь стыд, всю любовь, все обиды.

Забыть бы хоть что-нибудь! Я ведь не прежний, не тот,

К тому отношения вовсе уже не имею.

О сколько слоев на мне, сколько эпох – и берет

Судьба меня в руки и снова скоблит и скребет,

И плавит, и лепит, и даже чуть-чуть бронзовею.

«Поэзия – явление иной…»