Времена не выбирают

— …В Данциге тебе потребно ловкого человека в спутники получить, — продолжал инструктаж Пётр Алексеевич. — Чтоб был при тебе вроде слуги, да в любую минуту мог отправиться в путь с сообщением.

— Это я обставить могу, — кивнула Катя, возвращаясь мыслями в день сегодняшний. — Есть там забегаловка «Две кружки». Хозяин знает два условленных знака. Первый — это сигнал тревоги, должен предоставить помощь в отходе при опасности. Другой — что нужен сопровождающий. Тот — наш человек, внедрён полтора года назад, работает в порту. Полезную информацию передавал уже дважды, всё подтвердилось. Меня в лицо не знает.

— Денег возьми побольше, тысяч двадцать.

— Зачем? Мой вояж будет финансировать маркиз де Торси, — улыбнулась Катя, вспомнив о туго набитых кошельках пана Владислава.

Тут они посмеялись уже вместе.

— Я уже велел нашим солдатам и офицерам уходить от саксонцев, — сказал Пётр Алексеевич. — Что-то частенько брата Августа бить стали, а у битой армии учиться нечему. Да и война уже недалеко. Чую я, не станет братец Карлус ждать весны. Как Лещинского на трон усадит, так и полезет. Ожидает, что зимние квартиры ему предоставят… Ах, Иван Степаныч! Верил я ему более, чем самому себе… Точно ли Мазепа иудою стал? Не ошиблась ли ты, Катя?

— Если мне не веришь, я тебе или этого Зеленского, или его бумаги привезу. Сам убедишься. И вообще, я говорю не о том, что будет, а о том, что было.

— Раз так, то быть по сему. Мыслю, скорее, чем в Батурин, Карлус пожелает через Смоленск на Москву выступить, чтоб разбить нас поскорее. Делай, что хочешь, но он должен повернуть на юг.

— Тут без твоей удачи никак не обойтись.

— Знаю. Оттого и действовать станем, как договорились…

Интермедия

Стук в закрывшуюся перед самым носом дверь.

— Саша, на пару слов.

— Женя, уйди. Не хочу я с тобой ни о чём говорить.

— А зря. Есть тема. Короче, Саша, или мы с тобой базарим по-хорошему и решаем проблему, или я начну разговор по-плохому. Обещаю, тебе не понравится.

Пару секунд спустя засов со стуком отодвигается. Евгений входит в комнату и прикрывает за собой дверь — от лишних глаз и ушей.

— Ведь не отвяжешься, — обречённо вздохнул Меньшиков. — Чего ты хочешь?

— Оставь в покое казаков и их соль, Саша. Слышишь? Это тебе не дельцов щипать и не откаты на военных поставках пилить. Тут бунтом пахнет.[51] Нам сейчас только этого не хватало.

— Скажи-ка мне, Женя, где деньги на закупку сукна и кожи брать? — ощерился Данилыч. — Свинца покуда Демидов ещё не добыл, тоже привозить надобно. Казна не бездонная, а доплачиваю — я! Что остаётся? Если б казаки ваши в кумпанства входили да платили подать с той соли, я бы слова не сказал. Да они там каждый сам за себя. Всякий норку выкопает да тянет помаленьку, втридорога продаёт и с того живёт. А казне — шиш без масла.

— А под твоей лапой, значит, ожидается прибыль великая, да? Бунт будет, Саша. Я эту публику лучше тебя знаю, сам от них происхожу. Два года половину армии там держать придётся. Ты этого хочешь?

— Что предложишь взамен?

— Про входить в компании — это ты хорошо придумал. Но пока швед не будет разбит, об этом забудь. Война на два фронта — это, знаешь ли, удовольствие сильно ниже среднего.

— Я не услышал твоего предложения.

— А оно простое, Саша: украдёшь где-нибудь в другом месте. Я в тебя верю…

6

В воздухе пахло поздней грозой.