Гнев Петра боролся с его же здравомыслием. Оно и понятно: является не пойми откуда странная особа и говорит, что его армия гроша ломаного не стоит. Но где-то в глубине души у него изначально были сомнения в боеспособности собственных войск. Да ещё подробный рассказ о ходе битвы, где в хорошем свете выглядели лишь полки лейб-гвардии — его любимое детище, его «потешные», оказавшиеся героями, достойными древних легенд. Остальные, набранные по принципу «с бору по сосенке», провалили всё, что можно было провалить.
Это была печальная правда. От кого он мог её услышать? От Шереметева? От Головина? От Алексашки? Далеко не каждый из его окружения мог взять на себя смелость сказать царю горькие слова истины. Боялись монаршего неудовольствия? Может и так. Но от того дело страдало.
А эта особа — не боится. С какой стати? И почему в её глазах мелькнула едва заметная искорка боли, когда она сказала, что армии нет?
Дамы с пониманием истинно мужских дел являлись миру не так уж и редко. София Шарлотта Ганноверская, герцогиня Пруссии, с которой он имел честь беседовать во время Великого посольства, была умнейшей и весьма образованной женщиной, общалась с учёными. Но чтобы девица, получившая блестящее образование, разбиралась и в военном деле — такое случается раз в сто лет, а то и реже. А ещё реже подобные девицы стремятся служить своему Отечеству. Не использовать такой порыв было бы легкомыслием. Но и применить его нужно будет с умом, чтобы хуже не сделать.
Но где и как может служить девица? Не в полк же её зачислять, засмеют. Приставить к Наташе[7]
? Нет, не то. Младшая царевна всё больше изящными искусствами увлекается, и эта …амазонка подле неё захиреет от скуки. Либо, что вероятнее, сбежит к своим казакам или скандал устроит. Держать при себе? Тоже не то. Девка всё-таки, да ещё из тех, кто воплощал в себе всё противное женскому естеству. Известный любитель дамского общества, Пётр попросту не видел в ней особу слабого пола. Хотя, если вытряхнуть её из этого пятнистого мешка, прицепить накладные косы и в платье обрядить, может, хоть издали будет на девку похожа… На всякий случай решил проверить одну мысль.— Что делать с армией, я сам решать стану, — сказал он, успокоившись. — С братцем твоим поговорю, и про заслуги его, и про иное. А тебе будет особая служба — для начала пойдёшь ко мне в денщики.
Если ему не почудилось, то лицо у девицы, оставаясь неподвижным, словно засветилось изнутри злым огнём.
— Прости, государь, — с притворным сожалением вздохнула она. — Я больше по разной мелочи — в разведку сходить, на шведа во встречный бой, короля похитить или придушить кого. Но подавать кофе по утрам и бегать по поручениям — сие есть дело государственной важности, оно мне не по плечу.
— Дерзи, да меру знай, — грозным тоном осадил её Пётр. — Гляди, не то дубинкой по спине отхожу, не посмотрю ни на твой женский пол, ни на заслугу.
— Виновата, — она опять вытянулась во фрунт.
А глядит-то с вызовом. И так ясно, о чём думает: мол, боевого офицера, да на побегушки, как сопляка какого. Ну и что прикажете с ней делать?
— Ладно, — раз не вышло так, поступим иначе. — Есть у меня мысль насчёт твоей будущей службы, десятник Катерина Черкасова. Коронованных особ ты не жалуешь, язык бойкий, речь немецкую и французскую разумеешь… Tu comprends?[8]
— Je peux répondre dans n'importe quelle langue, votre majesté.[9]
Очень хорошо. В этом не соврала. Значит, возможно, не врёт и в остальном.
— Что за служба, государь? — она заинтересовалась, тоже хорошо.
Кратко изложил суть идеи, внезапно озарившей его, когда девица упражнялась в неуместном острословии. И не без удовольствия отметил, что казачка поняла его буквально с полуслова. А когда завершил речь, она и вовсе улыбнулась — весело и зло.
— Много ли у меня времени на подготовку? — спросила девица.
— Суток трое точно есть.
— Завтра к вечеру представлю черновой проект.
— Добро. Бумагу и чернила у любого из моих денщиков спросишь, дадут. Ступай, — сказал он.
Девица козырнула, чётко развернулась, как по команде «кругом», и пулей вылетела в коридор.
Странная она. Ну не бывает подобных людей в природе, хоть режьте. Виделось в ней и в её казаке, который был здесь в комнате ранее, нечто такое, чего нельзя объяснить научными формулами. Но они здесь: говорят, ходят, дышат так же, как все смертные. А всё равно
Девица никуда не денется, будет писать свой проект и ждать брата. За ней присмотрит не одна и даже не две пары глаз. А он сам ждёт непростого гостя, переговоры с которым должны стать крайне интересными — в свете пленения Каролуса. Вот удивится друг Август!