Времена не выбирают

– Я знаю, – серьезно ответил Лауреат, принимая рюмку. – Я успел уже кое-что попробовать и должен заметить, на Земле имеются совсем неплохие образцы. Но все-таки, – добавил он, поднося стопку к другой ноздре и принюхиваясь одновременно к салу и водке, – над этим надо еще работать.

«Не надо над этим работать», – отстраненно подумал Макс, но вслух возражать не стал. Зачем?

– Все дело в метаболизме, герцог – рассудительно ответил Виктор. – По этому принципу ближе всего к аханкам стоим мы, русские. Пьем все, что горит, и ничего, живы пока.

– Не скажите. – Йёю медленно, смакуя, выпил водку, секунду постоял, вероятно, прислушиваясь к своим ощущениям и совершенно не обращая внимания на Виктора, удивленно поднявшего бровь в ответ на весьма двусмысленное замечание Лауреата.

– Что вы имеете в виду, Йёю? – спросил за друга не менее удивленный Макс.

– Я имею в виду водку, – рассеянно ответил герцог и, отправив в рот сало, начал его вдумчиво разжевывать.

– Спасибо, князь, – сказал он наконец. – Совсем недурно. Я бы сказал, необычно и тонко. Немного напоминает североаханский шаом, но, с другой стороны… это все-таки не шаом. Губа морского дракона? Пожалуй, но нежнее. Очень хорошо.

Йёю наконец улыбнулся и повел рукой со все еще зажатой в ней стопкой вдоль рта – слева направо, – выражая чувство благодарности за изысканную трапезу.

– А по поводу водки, – он чуть прищурился, показывая, что шутит, – я пил чачу и текилу. Тоже неплохо, но, кажется, это не совсем русские напитки?

– Не спорю, – пожал плечами Виктор, переходя на русский. – Но дело ведь не в этом, не так ли?

– Так, – согласился Йёю. – Меня тревожит неопределенность.

Слова Йёю заставили Макса насторожиться. Судя по тону и избранной им лексической группе, герцог предполагал обсудить с ними серьезные – во всяком случае, представляющиеся ему, Йёю, серьезными – вопросы. И не такой человек он был, чтобы не отнестись к этому со всем вниманием. Понял это и Виктор.

Макс заметил, как плавно и практически мгновенно перешел его друг из одного образа в другой. Вообще, у Виктора имелась всегда поражавшая Макса чудная способность легко, без какого-либо внешнего напряжения или очевидного усилия, входить в нежно любимый им, Виктором, образ грубоватого и простоватого весельчака-балагура и с такой же удивительной легкостью из него выходить. Можно было только гадать, отчего Виктору – настоящему русскому дворянину – полюбился именно этот странный персонаж, не лишенный, впрочем, своеобразного обаяния и очарования, но так не вяжущийся с его происхождением – ведь аристократ, и какой! – и воспитанием, психологическим типом, наконец. Однако Федор Кузьмич был именно таким и, судя по тому, что Макс знал вполне достоверно, быть Федей Виктору просто нравилось. Он получал от этого какое-то особое удовольствие и, вероятно, как ни странно это звучит, отдыхал в этом образе и разряжал в нем накопившееся напряжение. Но все это до времени, до того момента, когда добродушное можно менялось на категорическое нельзя. Когда наступал момент истины, Виктор сбрасывал комфортные «домашние шлепанцы» и становился совсем другим. Самое интересное, что и этот, другой Виктор – Виктор Викентьевич Дмитриев или аназдар Абель Вараба – был так же аутентичен и естественен, как и Федор Кузьмич. И не успели слететь с губ Йёю слова его последней короткой реплики, а рядом с Максом уже стоял человек, который мог быть кем угодно – главкомом Яагшем или генералом Суздальцевым, неважно, – но никак не вечно ёрничающим балагуром Федором Кузьмичом. Очень серьезный человек, умный, хладнокровный и идеально соответствующий ситуации.

– Меня тревожит неопределенность, – сказал Йёю, не без умысла, вероятно, переходя на Ахан-Гал-ши.

– Вот как. – Макс перевел взгляд на Йёю и немного поднял правую бровь.

– Именно так, – невозмутимо продолжал Йёю. – Видите ли, господа, вчера у меня состоялся весьма интересный разговор с королевой. Мы говорили долго и о многом. Я открыл ее величеству свое сердце, и она была столь любезна, что ответила мне с вызывающей восхищение откровенностью. Вероятно, вас не удивит, если я повторюсь и скажу, что испытываю к королеве Нор чувство уважения и доверия.

– Не удивит, – подтвердил Макс.

– Продолжайте, герцог, – сказал Виктор, ради Йёю сделав над собой усилие и поднявшись на третий уровень выражения. Уважение, признательность, дружеское внимание. – Продолжайте, прошу вас.

– Нор предложила мне любую официальную должность на мой выбор. – Йёю виртуозно балансировал на границе между третьим и четвертым уровнем. Благодарность, признательность, дружеская откровенность. – Я отказался, разумеется. Зачем? Разве в должности дело? Что изменится от того, что я стану, скажем, премьер-министром, а вы, князь, – главнокомандующим, или вы, Ё, – принцем-консортом? Второстепенные элементы декора, не так ли?

– Так, – кивнул Виктор.

– Вы предельно точно выразили существо вопроса, – подтвердил Макс.