Лика шагнула в Дверь, но пройти не смогла. Это было настолько неожиданно, что сначала она только удивилась, но тем не менее вместо обычного «никак» ее встретило упругое сопротивление, которое Лика преодолеть действительно
Ее охватил ужас, стремительно сменившийся яростью, буквально взорвавшей ее сердце. Никто и ничто не могли – не имели права! – останавливать ее, когда она шла к своему мужчине. Лика рванулась вперед, чувствуя, как прогибается под ее напором невидимая преграда, и это ощущение, казалось, прибавило ей сил, еще больше раздув пламя бешеного ожесточения, с которым она рвалась навстречу Максу. И Макс, как будто почувствовав, что происходит, рванулся к ней навстречу. Время уходило, Дверь – неизвестно откуда, но Лика знала это наверняка – готова была в любое мгновение закрыться, а она по-прежнему «топталась на месте», не способная разорвать упругое, но мощное сопротивление, вставшее на ее пути.
Макс в три гигантских прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от Лики, и с ходу ударил своим могучим телом, казалось, прямо в нее. Впечатление неминуемого удара было настолько сильным, что Лика даже отшатнулась, но ничего не случилось. В следующий миг она увидела, что Макс оказался в том же положении, что и она. Он явным образом пытался идти к ней, но и ему, по-видимому, приходилось преодолевать огромное сопротивление. Тем не менее он все же двигался ей навстречу, и осознание этого снова бросило Лику на прозрачную, но не пропускающую ее Дверь. Как долго длился этот невероятный поединок двух людей с силами, о природе которых они не имели ни малейшего представления, Лика не знала, но, как бы ни был краток этот отрезок объективного времени, субъективно он продолжался целую вечность. Во всяком случае, когда все закончилось, она поняла, что совершенно обессилена и ноги ее уже не держат. Впрочем, упасть ей не дали. В последний момент, а момент и в самом деле был именно что последним, так как Дверь начала закрываться, стремительно теряя прозрачность, Макс каким-то образом все-таки прошел сквозь нее, продавив своим могучим телом, или, что вернее, своей железной волей, и, шагнув в пещеру, успел подхватить начавшую падать Лику на руки.
– Здравствуй, – сказал он и улыбнулся своей потрясающей, мгновенно сводящей Лику с ума улыбкой, а о том, что он чувствовал сейчас на самом деле, что пережил на пути к ней, догадаться можно было лишь по тому, что заговорил он, как никогда прежде с ним не случалось, по-немецки.
– Не смотри на меня, – вместо приветствия сказала Лика, чувствовавшая, как в лучах его улыбки отпускает ее напряжение. – Не смотри, пожалуйста, у меня рот кривой.
– Да? – Макс все еще говорил по-немецки. – А я думал, это у тебя такая новая усмешка. Где это мы? Нет, постой! Дай, угадаю.
Он сделал несколько легких шагов к центру зала, прижимая совершенно счастливую Лику к своей широкой груди, и повел взглядом вокруг.
– Мы на Той’йт? – спросил он, переходя, наконец, на русский. – Это пещера Карла?
– Да, – Лика не могла оторвать глаз от его лица.
«Господи!»
Она была совершенно захвачена своими переживаниями, но все-таки что-то в выражении его лица, в сгустившемся в серых глазах сумраке, заставило ее насторожиться.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Что-то случилось, – согласился он и снова посмотрел на Лику. – Ты на Той’йт, в усыпальнице вуспсу, одна и…
Вероятно, он хотел что-то сказать о ее состоянии, но не сказал, закончив фразу совсем иначе:
– …с «Медузой».
– Не увиливай, я первая спросила.
– Ё, – тихо сказал он.
Вот, казалось бы, всего один звук, максимум два, но Макс произнес имя Ё так, что Лика сразу поняла: случилось что-то ужасное, и тотчас, как удар молнии, пришло воспоминание о сцене, которую она увидела сквозь прозрачное «окно» Порога, увидела, но не успела осмыслить, всецело захваченная своими переживаниями. Макс на коленях, и рядом с ним… Да, это, несомненно, был Виктор! Но почему на коленях?
«Там кто-то лежал на мостовой…»
– Что с ней? – боясь услышать ответ, спросила Лика.
– Она умерла, – Макс сказал это совсем тихо. И куда подевалась победительная мощь его голоса? – Видишь ли, у нас была попытка вторжения ратай.
«Ё… Ох, горе-то какое! Ё, милая…»
– Когда? – спросила она, не чувствуя своих губ.