Времена цвергов

Отряд разведчиков был невелик – Верриберд, Санниберд, двое подростков и маленький Энниберд. Они взяли с собой обычную пищу белых альвов, теплую одежду и еще странные вещицы, которые раньше доводилось видеть, но не трогать. Гофлендские альвы в расчетах с людьми использовали монеты, и несколько этих кругляшей тускло-белого цвета подростки выпросили у старших. Что на них можно выменять – артейские альвы не знали.

В путь вышли, когда перевал очистился от снега и зимние ветры сменились весенними.

Артейские леса оживали. Белые альвы слышали движение земных соков по древесным корням и стволам, шорох листьев, что, разворачиваясь, разрывали оболочку почек, тихий скрип растущих травинок.

Подростки, Диоберд и Сегеберд, радовались – им уже хотелось жить здесь. И Верриберд не уследил за ними – они вышли на опушку.

Там праздновали наступление весны горожане – устроили костры, жарили колбаски. Поодаль девушки собирали цветы и плели венки, готовясь к хороводам. Это были совсем юные девушки…

Диоберд и Сегеберд знали, что к горожанам подходить нельзя, пока не станет ясно, забыли они ту вспышку вражды к белым альвам или же вражда жива. Но девушки…

Живя в Гофлендских лесах, подростки разговаривали с такими же девушками, приносили им цветы, делали им дудки из полых стволов высокой травы. Они совершенно забыли все наставления и предупреждения. Девушки не могли причинить им зла!

Но, когда два юных белых альва вышли из нежно-зеленых зарослей малинника, девушки закричали.

– Сюда, сюда! Убийцы вернулись! – кричали они, чтобы отцы, братья и женихи прибежали с оружием.

Поняв, что натворили, подростки пустились наутек.

Люди были вооружены луками и кинулись в погоню.

Верриберд и Санниберд услышали, как два десятка мужчин ломятся сквозь кусты. Верриберд подхватил на руки сына.

– Бежим, – сказал он.

– А дети? – удивился Санниберд.

– Они нас погубят!

Верриберду было все равно, что станется с неразумными подростками, он должен спасти сына.

Диоберду стрела попала в плечо, Сегеберду две стрелы впились в спину, но неглубоко – он чувствовал боль, но мог двигаться быстро.

Подростки уже поняли, что нужно убегать молча. Им удалось нагнать старших, путь которых передавался их ногам через корни трав, но все их силы ушли на этот бег. Они тяжело дышали, еле держались на ногах и смотрели на Верриберда умоляюще: не бросай нас, мы виноваты, но не бросай!

– Придется возвращаться в Гофленд, – сказал Санниберд. – Здесь нам жить не позволят.

– Теперь мы в этом уверены, – подтвердил Верриберд. – Но уйти мы можем только ночью. У людей нет ночного зрения, а нам оно досталось от предков.

Это было то немногое из наследства предков, что оказалось поделено между белыми и темными альвами; в полной темноте белые были бессильны, но ведь ночной мрак в лесах никогда не бывает безупречно черным.

Они уселись на поваленном бурей дереве, и Санниберд осмотрел раны подростков. Потом он нашел подходящие для врачевания травы, вложил их в раны, а раны заклеил молодыми листками подорожника.

– Лучше бы им полежать дня два или три, пока листья срастутся с кожей, – сказал он. – Пища у нас есть, дадим им прийти в себя.

Верриберд молча согласился.

Но это мудрое решение оказалось бесполезным. Люди послали за подмогой и стали прочесывать лес, идя рваной цепью и держа стрелы на тетиве. Белые альвы, услышав шаги, ускользнули, но понимали – нужно что-то изобрести.

Они не были мастерами по части хитростей, но без хитрости уже не могли обойтись.

Умная мысль пришла, когда они вышли на опушку.

– Глядите, стойбище бегунов! – сказал Санниберд. – Вот кто нам поможет.

У белых альвов до их исхода из Артейских лесов были хорошие отношения с бегунами: они друг другу не мешали. Бывало, что городской лекарь нанимал бегуна, чтобы принести нужные травы, бывало, что бегуны нуждались в целителе.

Они рыли круглые землянки, над которыми ставили шатры из тонких стволов и сверху покрывали их еловыми лапами. Жилище получалось просторнее и удобнее, чем шалаши белых альвов, посреди землянки бегуны делали из камней очаги, дым уходил вверх, в нарочно оставленное отверстие. На очагах они готовили себе пищу. Белые альвы иногда пробовали горячую еду, но она им не нравилась.

Они вошли в крайнюю землянку и обрадовались – старый бегун, сидевший там и мастеривший сеть для рыбной ловли, был им знаком.

Он был в серых штанах, к которым сзади был пришит тряпичный хвост, а на шее у него было ожерелье из деревянных палочек в виде звериных клыков. Это означало – бегун с каждым годом все ближе к образу волка, которым он непременно станет после смерти.

– Где твои? – спросил Верриберд.

– Их горожане позвали на охоту.

– Хочешь заработать немного?

– Хочу, конечно! – обрадовался бегун.

– Диоберд, доставай монеты, – приказал подростку Санниберд.

Мохнатая серо-рыжая борода, покрывавшая лицо бегуна почти от глаз до самой шеи, скрыла легкую гримаску – старик думал, что дадут больше.

– Вот эти наши дети побудут у тебя, – сказал Верриберд. – Мы скоро придем за ними. Спрячь их. Люди не должны их увидеть, понимаешь?