Времени нет

— Если это законно и не безнравственно, ты вполне можешь предоставить эту услугу. Ну а если незаконно и безнравственно, то, как всегда, ее могу предоставить я, — Паштет подправил воображаемую бабочку на рубашке и набросился на первую яичницу.

Музыка в ресторане стала громче. Плейлист был собран из лирических каверов на европейские хиты. "Было бы неплохо, если бы среди них вклинилась и наша песня", — подумал Эдем и, перебирая в голове список композиций, которые могли бы составить конкуренцию этим мелодиям, вдруг понял, что его мысли и размышления Крепкого соединились на день, как сливки. и кофе в чашке перед ним.

Крепкий — это только сливки, напомнил Эдем самому себе, сделал глоток и застыл с чашкой в руке: в ресторан вошла высокая женщина в оливковом костюме и с оливковой сумочкой и двинулась к ним.

Жена иностранного бизнесмена, глава благотворительного фонда, миссис Домановска. Так теперь звали Инару.

Если для Эдема время стало врагом, то для Инары он оказался союзником. Ее веснушки немного потускнели, скулы обострились, а красота оттенилась благородством. Туфли на высоком каблуке вместо привычных в юности кроссовок, сумочка вместо объемной сумки ручной работы. И только рыжие волосы так же расчесаны — волосок к волоску — и растекается по плечам широкими ручьями.

Паштет подскочил и вместо предложенного Инарой рукопожатия поцеловал ей ручку. При дамах он превращался из трактирщика в рыцаря.

— Госпожа Домановская…

— Просто Инара.

Голос. Такой же, как и пятнадцать лет назад, когда он слышал его в последний раз.

— Я — просто Павел, — Паштет улыбнулся так дружелюбно, как мог. — А этот молодой человек, который покраснел и пялится на вас, — мой не слишком воспитанный друг и подопечный Олесь.

Эдем подсунул Инари стул.

— Доброе утро, — пробормотал он.

— Вы смотрите на меня так, словно мы давно знакомы, — Инара села и взглядом позвала официанта. — Уверяю вас: это не так. Вы не участвовали в наших проектах, не ставили на наших благотворительных аукционах и не жертвовали в наш фонд ни копейки. Я вам точно говорю — мы не видели друг друга.

Пытаясь унять сердцебиение, Эдем принялся размешивать в кофе сахар, которого там не было.

— Все еще впереди, — попытался исправить ситуацию Паштет. — К сожалению, ваш фонд мало известен в нашей стране, и мы активно сотрудничали с другими. Мы делаем множество добрых дел.

— И всегда под прицелами телекамер. Да-да, я знаю.

Инара отщипнула вафли из тарелки Эдема.

— Какао, — заказала она официанту, — и что угодно, но только не такие вафли. Круасаны сами печете?

— Есть небольшая семейная пекарня… — начал было официант.

— Прекрасно, подобает. Если уж ваш повар умеет так испортить вафли, то я представляю, как он справится со всем остальным.

Официант ретировался с невозмутимым видом.

— А не хотите отведать травяного чая? — в Паштете уже было не узнать того человека, которому только что тикали соседи.

— Благотворительность под прицелом камер честнее, — вдруг сказал Эдем.

Инара приподняла бровь, приглашая его продолжить.

— Если добро делается втайне, то почему же мы порой наталкиваемся в имиджевых статьях на откровение от друзей, родных и просто из «тайных источников» о пожертвованиях, которые сделал такой герой? Откуда они узнали, если все было секретом? Ибо такую, якобы тайную, помощь и ценят больше всего. Отдаешь один золотой, рассчитывая, что общество вернет тебе полный сундук.

— С этой проблемой мы пока не можем справиться, — признала Инара и сразу же сменила тему: — Павел, вам нравятся каверы?

Паштет медленно отхлебнул чаю.

— Если перепеваются противоположным полом — только так я вижу в них смысл. Вот как тот, кто сейчас играет.

— Каверы — это признак признания, пропуск на аллею славы, — сказал Эдем.

— Лекарство от забвения, — подтвердила Инара. — Так почему я здесь? Павел так часто звонил моей помощнице, что она чуть не установила на его номер тишину, как рингтон.

— Вы догадываетесь почему, — ответил Эдем.

— Я догадываюсь, что все политики врут, но все равно иду на избирательный участок. Я догадываюсь, что будет болеть сильнее, чем обещал стоматолог, но рот расширяю. Я догадываюсь, что мои молитвы не будут услышаны, но все равно шепчу их. Я догадываюсь о многом, но предпочитаю не выдвигать свои решения из догадок.

Официант принес круассан и какао. Паштет отложил вилку, вытер угол рта и приготовился очаровать собеседницу.