Времени тонкая нить. Кирилл Лавров

По совету одного из приятелей Копелян поступил в театральный техникум, но потом последовала затяжная полоса неудач: его постоянно хотели отчислить как профнепригодного. Спасла лишь общественная работа — он был председателем ученического комитета. На втором курсе — снова угроза отчисления. Но ему дали последний шанс: сыграть в отрывке из пьесы Погодина «Мой друг». По ходу пьесы надо было петь песню. Мотив ее Копелян в нужный момент вдруг забыл. Но не растерялся и стал напевать «Марсельезу». Экзаменационная комиссия умирала от смеха.

Актерское мастерство в студии преподавал Константин Константинович Тверской. В 1933 году он был также главным режиссером и художественным руководителем БДТ. Педагог строгий и требовательный, он любил повторять студентам: «Пять я ставлю господу Богу, четверку — себе, ну а тройку — самому крепкому ученику». Но когда в конце второго курса стали объявлять оценки, Тверской сказал: «На сей раз я изменяю своему правилу и ставлю пять ученику!..» И назвал заслужившего небывалую награду: Копелян!

В 1935 году Ефим благополучно окончил техникум. Его сразу же пригласили в труппу БДТ. Первая роль на профессиональной сцене — кинооператор Бурков в спектакле «Не сдадимся». Пьеса рассказывала о знаменитой эпопее «Челюскина».

Обо всем этом я читал ближе к ночи, а днями и вечерами мы искали оптимальное решение поставленной Лавровым задачи. Иной раз он и сам делал пробные эскизы. И вот новый проект готов. Согласно ему первый этаж пристройки занял репетиционный класс и два помещения раздевалок с душевыми и санузлами, на втором этаже — кабинет руководителя студии, учебный класс и еще одна раздевалка с душевыми. Третий этаж предназначался для административных помещений.

А все, что придумали раньше — постараться забыть… Прощай, мастерская художника, прости Эдуард Степанович Кочергин — не судьба. Так и осталась мечтой бильярдная. И прочий, запланированный в первом проекте актерско-зрительский комфорт. Проблемы возникли тоже новые. Особенно по пожарной части. Но и их в конечном счете решили.

Рано или поздно все заканчивается. Прошел год, и в начале сентября мы вдвоем с Кириллом Юрьевичем вошли в новый корпус. Обошли все помещения, медленно, словно прогуливаясь. Завтра — открытие студии, здесь зазвучат голоса, а сегодня — тишина, немного пахнет краской, и нет дыхания жизни. Она придет сюда утром… Мы вышли на открытую галерею третьего этажа. Светило солнце, осеннее, не греющее. Опершись о поручень, смотрели на Фонтанку. Лавров закурил.

Мне нравилось все вокруг. Говорят, что осень — это меланхолия и чуть ли не депрессия. А у меня все наоборот. Если говорить о временах года по моей классификации, то получилось бы так: зима — для работы, весна — для любви, лето — для семьи, а осень — для души.

Нет ничего прекраснее осенних красок. Сочетания желтого с зеленым, красным, бурым, синим, оранжевым и далее, какие встречаются только в эти месяцы. Разве можно ими не восхищаться? Безусловно, тянет на природу: погулять, понаблюдать, услышать шуршание листьев под ногами…

Осень у нас под Питером начинается с сильных туманов по утрам. Еще все зеленое, еще тепло, но туманы появляются в предрассветные часы, молочные, густые. Иногда я езжу на велосипеде, пока близкие спят. Дорога идет вдоль садов и перелесков. Когда сильный туман, то видно только крыши домов, а подъезжаешь ближе — появляются ограды, за ними утонувшие в тумане деревья, а вокруг тишина и запахи… На повороте перед обратной дорогой останавливаюсь, сажусь на скамеечку под огромным разросшимся дубом и наслаждаюсь покоем утра, появлением первых солнечных лучей, благодаря которым проявляются цвета. Я прищуриваю глаза, солнце уже светит ярче, смотрю вверх на голубое небо с мелкими осколками облаков. Довольный и счастливый, еду домой.

В нашем саду у бани растет огромный клен, и когда начинается листопад, за одну ночь маленькая площадка под ним покрывается опавшей листвой: огромные желтые листья на сочно — зеленой траве. Я наступаю осторожно на эту красоту, иду медленно, листья еще свежие, яркие, желтые. Я мог бы собрать их в охапку, унести домой, чтобы, просыпаясь утром и засыпая вечером, видеть эту красоту. Но дома они погибнут, повянут. А здесь лежат — такие прекрасные.

Желтый осенний лист медленно кружится в воздухе, ему доступны все стороны света, он больше не сдавлен тяжестью родственных уз с деревом-родителем. Он свободен. По сути, и мы ведь живем и умираем так же. Как тихое облако, плывущее, пока ветер и небо позволяют ему плыть. Как сочное яблоко, как полный жара костер. Как далекая звезда, как ароматный цветок. Все они, умирая, оставляют след. Тонкую полоску света. Только очень чуткой душе дано увидеть этот свет, порадоваться ему, почувствовать мгновение красоты.

Мы продолжали молчать и смотреть на окружающий нас мир. По Фонтанке идут теплоходы. Слышна музыка. Наша жизнь — постоянное движение. Мы куда-то торопимся, нас постоянно окружает фейерверк событий, встреч, дел. Живем в бешеном ритме, надо повсюду успеть, все сделать, и обязательно сегодня, сейчас, сию минуту.