Временная мама для дочери соседа

Пока жестикулирую в состоянии аффекта, китайцы тоже выходят из ресторана. Веселые. Довольные. То ли подышать, то ли покурить. Неважно. Паршиво, что они замечают нас, а Царев не придумывает ничего действеннее, как у них на глазах притянуть меня к себе и бесстыдно, самоуверенно и порывисто поцеловать.

Шок. Обессиливающий, притупляющий и порабощающий.

Я висну в железных мужских объятиях. Раскатанная в лепешку его властью и энергетикой завоевателя. Ноги немеют. По позвоночнику течет приятное тепло. Острые углы скверных мыслей сглаживаются. Становятся обтекаемыми.

Царев меня покоряет. Заставляет утонуть в эйфории от впечатляющих ощущений. Будоражит фантазию. Задевает сокровенные точки джи моих желаний.

Никогда в жизни никто не целовал меня ТАК!

Страсть. Безрассудство. Чувственность. Они раздавливают время своим весом. Хоронят все прошлые поцелуи, выбивая из головы даже воспоминания о Валере. А ведь до этой минуты он казался мне богом. В постели и вообще. Видимо, я поспешила с умозаключениями. Царев однозначно целуется круче!

До меня доплывает эхо китайских аплодисментов.

Кое-как разлепляю глаза после того, как Царев плавно заканчивает поцелуй. Сморит на меня с хитрым прищуром, облизывается и улыбается уголком рта:

— Лиза, ты что, впервые сосешься?

Вмиг трезвею. Царев в любом забеге номер один. Особенно в порче сказочных моментов.

Нахожу каблуками тротуар, выпрямляюсь и выбираюсь из его тисков. Улыбающиеся китайцы нам кивают, что-то бормочут, один даже ставит нам «класс» — показывает выставленный вверх большой палец. Увы, не обходится без катастроф. Как назло, среди публики оказывается подружка Царева. А ей эта сцена совсем не нравится. Положение не позволяет ей сорваться, но в лице она серьезно меняется. По сути, мне-то плевать. Не я же к Цареву приставала. Но достаточно одной мысли, что мне понравилось, и я уже чувствую груз вины.

— Отдышалась? — интересуется он.

Поднимаю глаза. Щеки пылают. Почему я раньше не замечала, какой все-таки Царев обаяшка?

Он всего на пару сантиметров ниже Валеры, а тот аж метр девяносто. Это я точно знаю. Потому что Валера сам говорил, что еще бы сантиметр — и его не взяли бы в пилоты. Ограничения.

У Царева модная ухоженная щетина, выигрывающая на фоне густых усов Валеры.

Он моложе, привлекательнее, улыбчивее. Псих, конечно, но дьявольски неотразимый.

— Лиза, — пытается он достучаться до меня.

Гляжу в его выразительные черные глаза, и колени окончательно подгибаются. Я вижу в них огни ночного города, салюты, праздник. Любуюсь изгибом его губ, которые подарили мне самый незабываемый поцелуй. Слежу за кадыком, дрогнувшим, когда он сглатывает. Не просто теряю дар речи, а забредаю в туман. Ничего не вижу и не слышу. Все вокруг превращается в размытый фон. Только Царев имеет контуры. Четкие и разъедающие глаза.

Он машет рукой у меня перед носом. Очухиваюсь. Обращаю внимание на его ровные пальцы. Замечаю не столько дорогие часы, сколько красные пятна на мизинце и безымянном. Видимо, сегодняшний ожог. От Марьяши утром пахло жареной курицей. Сразу становится ясно, кто готовил.

Будто в состоянии полубреда осматриваю ширину мужских плеч. Костюм ему по размеру, но все равно не скрывает выделяющихся мышц. Не знаю, когда он успевает следить за собой, но очевидно держит себя в форме. И запах. Сумасшедший аромат сандала, поющего мускуса и горько-сладких трав.

— Идем, — зовет меня Царев, обнимает за спину и невзначай касается своей горячей ладонью оголенного участка.

Вздрагиваю. Паника перекрывает дыхание. Но не хочу, чтобы он отнимал руку. Безумно приятные ощущения от разбегающихся по коже мурашек, напоминающих, как головокружительно этот мерзавец целуется.

— Вика, я тебе потом все объясню, — бросает он своей подружке, вводя меня в ресторан вслед за китайцами.

— Да уж, Царев, постарайся, — уязвленно фыркает она ему.

Никогда я не лезла в чужие пары. Есть в моем близком окружении живой пример измены, разрушившей, казалось бы, испытанный временем брак. Но необдуманная выходка Царева сделала из меня разлучницу. Я даже не могу посмотреть этой Вике в глаза.

За столом теперь сижу молча. Делаю вид, что ужинаю. На самом деле, отстраненно ковыряюсь в тарелке, краем глаза следя за Царевым: его жестами, манерами, улыбкой. Когда в зале становится душно, он снимает пиджак, ослабляет галстук, расстегивает верхние пуговицы рубашки, подворачивает рукава. Делая все это с очаровывающим мужским шармом. Вижу на его увитом венами предплечье татуировку — красиво выведенные буквы «Марьяна». Перевожу взгляд на игровую зону, где его дочь играет с другими детьми, и меня одолевают странные эмоции. Мне одновременно жаль эту девочку, одновременно я рада за нее, что ей достался такой любящий отец. А еще я по-прежнему обижена на Царева, но уже не ненавижу его.

Ото сна пробуждаюсь, когда все дружно жмут друг другу руки. Китайцы подписывают контракт, передают экземпляр Рубену Давидовичу, благодарят за вечер и желают нам с Царевым большого семейного счастья.