— Что-то случилось, — ответила я, добавив: — И это не сынок.
— Лиза? — нелепо уточнил он, как будто не узнал мой голос.
Повисла неловкая пауза, а я поняла... Догадалась обо всем, что он мне сейчас скажет и потому молчала, отчаянно цепляясь за дурацкую мысль – это неправда, я всё выдумала. Сейчас вообще не о том речь пойдет.
Угадала буквально дословно. Мой муж «встретил другую женщину и, похоже, влюбился». Нет, он почти уверен, что любит её. Поначалу сомневался, лишь поэтому не спешил сообщать мне.
— «Ты меня прости, Лизок», — жалобно продолжал он, но я уже тыкала в середину экрана, нажимая отбой.
И зачем-то удалила вызов, словно факт его существования в памяти телефона способен как-то запятнать меня. Будто не мужу я звонила вовсе. Пульс долбил уже не просто в висках, я вся пульсировала до жара…
Я отнесла ребенку телефон, положила на диван и бросилась в коридор.
— Ты папе звонила, он приедет? — вышел он за мной. Я развернулась на пятках и крикнула:
— У тебя есть телефон, сам и звони своему папе!
Накинула пальто, сунула ноги в ботинки и выскочила в подъезд.
Ветер трепал волосы, я задыхалась от него. Или от морозного воздуха, а может это слезы душат. Я стояла в школьном дворе и выла. Дома не могу, дома Славик. Здесь уже никого. Меня раздирало на части: словно дисковая пила внутри крутится, опаляет и на куски режет. И вместе со мной на части рушилась жизнь. Да так, что ошметки летели.
Брошена… Слово-то какое... колючее. Небрежное, безразличное. Брошена… Как сигаретный окурок в урну, чтобы тлеть ещё несколько секунд и погаснуть.
Я замерзла. Холод отрезвлял, постепенно высушивая и слезы. Гнали их из меня коварные женские обиды - красивее ли она меня? Сколько он уже с ней встречается? Как будто это сейчас имело какое-то значение. Но меня выворачивало от одной только мысли, что он мог, «выныривая» из её постели, возвращаться в мою.
Салфеток или платка в кармане не оказалось, утираться пришлось рукавом пальто. Мрачный ноябрьский вечер не оставлял иллюзий и надежд. Утратившие золото, павшие листья, сброшенный – как и я! – груз, стылая земля под ногами. «Вот бы и мне сейчас такое сердце – стылое», — подумала я, возвращаясь.
Я погрела Славику вчерашний плов, себе налила горячий чай. Меня всё ещё знобило. Мальчишка явно почувствовал: со мной что-то не так и планомерно съел всю порцию. Даже морковь, которая вчера осталась тщательно отделённой на тарелке. Он уже отправился к себе, когда вдруг передумал, повернулся в дверях и сообщил:
— Я позвонил папе. Он завтра приедет.
Я кивнула и отвела глаза. Зря я на него накричала, ребенок тут абсолютно ни при чем.
Бессонная ночь казалось никогда не закончится. Мне хотелось, чтобы быстрей наступил рассвет, а с ним и прекратилась эта внутренняя грызня. Хотя, знала наверняка: с рассветом ничего не закончится, никуда не уйдет ни боль, ни обида. «Как преподнести новость родителям?», «Что со мной не так?» – бесконечная чехарда вопросов взрывала мозг. Они давили, заставляли подниматься из одинокой постели и бродить по квартире. Отодвигать портьеру и стоять у окна, вглядываясь в темноту, пока ступни не превращались в ледышки.
От того что он расстался со мной по телефону становилось особенно горько. Ни одна женщина в мире не заслуживает, чтобы её бросали по телефону! Ни одна!
Мне пришлось постараться, чтобы стереть последствия бессонной ночи с лица. Хмурый ноябрь хоть в этом помогал – освещение такое, что количество тонов на моем лице не бросалось в глаза. Но как бы я ни старалась, Нинка заметила.
— Эй, ты че такая кислая! — воскликнула она, когда мы пили утренний кофе и предположила: — Со своим посрались, да?
Нинка хоть и была моей единственной подругой «по работе», но язык отчего-то не поворачивался сказать. «Меня муж бросил» — так унизительно звучит. «Мы пришли к решению расстаться» – другое дело. Только мы не приходили, он меня по телефону бросил.
— Не выспалась, — туманно ответила я и для убедительности добавила: — Кино полночи смотрела.
— Интересное? Как называется?
— А, тебе не понравится, — махнула я рукой. — Идем работать.
Я поднялась и опрокинула чашку, разлив остатки кофе на столе. Ойкнула, бросилась за тряпкой. Зато, от темы кино мы ушли, мне не пришлось судорожно вспоминать названия.
Но на этом не закончилось. У меня буквально из рук всё валилось. Я умудрилась испортить ноготь клиентке, да так, что пришлось убирать длину всех. Клиентка была из «моих», то есть постоянных. А всех постоянных и особо отличившихся мы называли «моими», просто добавляя в конце какую-то особенность или характеристику. «Мой Дед», «моя Грымза», «мой Чудак». Эта была «моя Няша», соответственно скандала удалось избежать. И няшей я её прозвала за то, что она соглашалась со всем что ей не предложи. «Оливковый тренд этой осени!» «Да?» — с сомнением уточнит она, а в итоге мы покроем пластины именно оливковым.