Временно

Перл держится ближе к краю, я шагаю рядом. Мы обе любим попкорн. Обе любим сдирать обгоревшую на солнце кожу. Обе производим не лучшее первое впечатление. Я открываю свой бумажник, и фотографии моих парней длинным веером вываливаются прямо на палубу. Перл с уважением и интересом рассматривает их лица.

— У этого красивый подбородок, — говорит она. Красивое то, красивое это.

За бренди Перл терпеливо показывает, как завязать фал, булинь и полуштык. Пальцы мои ноют от жесткой веревки.

— Вот так, — говорит Перл, массируя их прохладным кремом.

Держаться за руки довольно приятно, особенно если это не цель, а средство для совершения других действий.

— Попробуй развязать, — предлагает она, и ее густой, сладкий, как мед, голос звучит убедительно. Я вонзаю пальцы в «баранью ногу», или «колышку», как еще называют этот узел. — Ого! А ты настоящая! Дарле бы понравилась.

— Не совсем, — говорю я и потираю руки. — А вот ты как будто родилась, чтобы вязать эти узлы.

Я чувствую, как где-то рядом пролетает осколок ревности. Перл хмурится.

— Как ты можешь говорить, для чего я родилась?

Она права. Что я могу знать? Перл сидит в кресле и проводит ладонями по лицу, будто то надевает, то снимает невидимую маску. Обычно так выглядят те, кто вот-вот исторгнет из себя свою историю. Я знаю, что мне суждено услышать ее.

— Я почти ни для чего не родилась, — начинает Перл. — Уж точно не для того, чтобы вязать узлы или что-то еще. Я родилась вместо других, кто не смог это сделать. Я стала последней попыткой моих родителей. Причем родилась очень маленькой и сильно раньше срока. Вот почему я всю жизнь стараюсь приходить вовремя.

— Пунктуальность — это достоинство, — замечаю я.

— Точно. Всегда важно знать, где и когда ты должен находиться. Уверена, если следовать этому простому правилу, время от времени ты будешь заполнять собой пустое место, оставленное кем-то, кто еще не пришел или, наоборот, пришел слишком рано.

— Это можно назвать большим преимуществом.

— Можно. Преимуществом в заполнении пустоты. В частности, здесь я заполнила собой место женщины по имени Перл, которая не пришла сюда вовремя. Не вернулась. Это было два года назад. Теперь Перл здесь я.

— Для меня ты единственная Перл, которую я когда-либо знала, особенно здесь.

— Спасибо, мне приятно. Но я никогда не стану настоящей Перл. Никогда не стану кем-то, пока не почувствую стабильность. Все, что я могу сделать, это попытаться убедить всех вокруг, что успешно достигаю поставленной цели в этой нестабильной действительности.

— Понимаю тебя.

— Это как в «Пиратской книге обременений». Бремя пребывания в море.

Перл учит меня всем узлам, которые знает и о которых я раньше никогда даже не слышала. Узлу, который похож на рыбу, но его называют птичьим. Узлам, которые превратятся в своего рода закодированное послание, если завязать их в определенной последовательности. Узлу, который называют эволюцией за то, что со временем он затягивается все туже и туже. И если оставить его хотя бы на месяц, он затянется так, что превратится в корявый пень. На дне океана покоятся канаты с такими эволюциями в чревах затонувших кораблей, и, возможно, это самые надежные узлы на планете.

Уже поздно, небо заливает своим золотым сиянием всю палубу. Команда решает устроить ночь кино. Этакий пиратский тимбилдинг. На крюках тщательно закрепляют проектор, из паруса делают огромный экран. Черно-белые актеры размером с четырехэтажный дом надуваются ветром. Наш капитан любит классику, по его лицу расползается широкая улыбка.

— Этим летом мы устроим ретроспективный просмотр моих любимых фильмов, — объявляет он.

Если бы не элегантный лоск, актеры могли бы стать исполинами, топящими нас в пучине своего искусства при помощи остроумных шуток, легких колкостей и непринужденных диалогов, благодаря которым понимаешь, что все друг друга любят, но не признаются в этом до последней минуты. Сердце — существо быстрое и стучит, как взбесившийся метроном. И при этом все говорят почти не дыша, так, точно вот-вот испустят дух и не успеют рассказать о переполняющих их чувствах. Зато в финале обязательно крепко обнимаются и наконец оживают. Да меня можно уже сейчас затаскивать в «воронье гнездо» прямиком в эти жаркие объятия людей, которые на самом деле притворяются другими людьми.

Перл садится рядом и протягивает мне попкорн. Я чуть ли не с жалостью и легким волнением в желудке вспоминаю зернышки кукурузы, прилипшие к стенкам моей микроволновки. Это не тоска по дому. Не тоска по работе. И уж точно не морская болезнь. Мы с Перл смеемся, но я точно знаю, что этот фильм не станет объектом наших шуточек, ведь он настолько же реален, насколько реально все происходящее с нами в жизни.

Мы возвращаемся в наши каюты. Я обхожу помощника по работе с командой по широкой дуге, но, видимо, недостаточно широкой, чтобы Перл это заметила. Возле моей двери она вдруг хватает меня за руку, одновременно шершавую и жирную от попкорна. Это был первый действительно веселый вечер за долгое время на корабле.

— Дарла моя лучшая подруга, — говорит она.

— Я знаю, — отвечаю я.