Я не представился? Не может быть! Прошу простить, но миг сей вдохновляет на лиризм, позвольте, мы... да, здравствуйте, а вы? Да-да, я Караколь, итак, о чем я? Ах да, он самый, трубадур, рассказчик, стало быть. Для чьих ушей? 34-й Орды, господа, Встречного Ветра, само собой, а как иначе? Ведет же нас не кто иной, как свирепейший и почтеннейший из всех, от одного лишь имени его у вас сейчас же перехватит дух, да здравствует Голгот IX, наш Трассер. Бок о бок с ним — боец-защитник, да будет вам знаком,— Эрг Махаон, рубильщик ветров и врагов; с ним рядом — столп, которому нет равных, оплот на двух ногах, Фирост де Торож. Будьте любезны с ним, прекрасные сударыни, так как не более чем через час вы будете счастливы укрыться за его спиной, когда мои отцы и матери извергнут вам в лицо песочной крошки из своего нутра. Так! Но кто же выступает вслед за неукротимой тройкой? Кто ободряет и дает совет? Конечно же князь Пьетро, из рода делла Рокка, из благороднейшей семьи, да его верный спутник, всегда по левое плечо, сын оборванца, но с
пером наизготове,— мой друг, Сов Глубочайший, скриб, как величают его здесь, но для меня — «филосов». А промеж них, влюбленный в камни, уляжется на землю и корпит, Тальвег, наш геомастер, а за ними... но поспеваете ли вы за мной, не сбавить ли мне ход? За этими шестью вышеуказанными чудесами, что именуются Клинком, в три плотных ряда расположился, будьте в том покойны, Пак, а в нем — два непримиримых птичника, да с ними сборщица с огницей, загадочный разведчик и два ремесленника-лоботряса — здорово, Ларко! — А затем... Кто же еще, как не три фаркопщика, что, изволите заметить, тянут груз! Что, позвольте, сколько нас всего? Двадцать три. Без ястребов и соколов, учтите. Все на ногах, по стойке смирно, все во фронт? Ох, несомненно. Но много ль живости осталось в нас еще? Право, не знаю...
— Караколь!
—
— Я нашел портик. Можно спускаться за остальными!
π Я ждал, что скажет Голгот,— ясно было, что вся эта деревенька была ему по меньшей мере отвратительна, но он молчал, только покачивал головой, то и дело пинал ботинком глинобитку. В конце переулка виднелась заградительная стена. В проулках между домами вовсю свирепствовал эффект Лассини. Посеревшую от пыли и утрамбованную бесконечным ветром землю накрыло полотном латерита. Небо сделалось цвета моего метательного диска, превратилось в один сплошной поток металла и неслось над нами, неумолимо набирая скорость. Улицы наконец совсем опустели. Некоторые семьи все-таки вышли забрать своих стариков в укрытие. Все двери и ставни захлопнулись — ни взгляда, ни слова в нашу сторону. Самые опытные спустились в шурфы, тщательно заперев за
собой люки. Все разбежались по своим укрытиям и сидят богу молятся, а может, даже сразу всем богам, на всякий случай.
— По моему сигналу группируемся! Контралмаз! Фаркопщики, приклеиться к Паку с прицепом в заднице, руку на поручень, забить дыры в строю! Срываемся отсюда по-быстрому, контруем прямо к укреплению, оттуда все уваливаемся под ветер до самого портика. Там остановимся и разберемся, что дальше!
— А почему не постучать по люкам? Можно же где-то спрятаться, пересидеть бурю!
<> Как ты бесхитростно права, милая Кориолис, но, думаешь, хоть кто-то из Клинка тебя послушает? Ты всего-навсего фаркопщица, контруешь себе в самом конце строя, тянешься у других за спинами и понятия не имеешь, что такое лицевой ветер. Ты в Орде еще слишком новенькая. Сколько ты с нами, восемь месяцев? Меня они хоть и уважают как сборщицу и лозоходку, но и мне, заикнись я спорить, просто посмеялись бы в ответ: «Ну так иди, Аои, вперед, девочка, прикрой нас, раз тебе так хочется...». Но разве нам с тобой это под силу...
Если уж умирать с животом, пробитым куском бревна, то они уж точно предпочтут, чтоб это случилось на равнине, на открытом ветру, а не в колодце под завалами, с перебитыми под тяжестью балок позвонками. В этих вещах нет ничего рационального. Там, снаружи, опасность будет запредельной. Здесь же ее можно приручить — достаточно выбрать стену понадежнее и привязаться к ней. Но нет, мы все сделаем иначе. Сначала все переругаемся, но так, не всерьез, на лету: одни проголосуют за, другие против. Силамфр с Ларко вряд ли захотят идти, и Альма тоже, а Свезьест и так в ужасе от ран Кориолис. Затем
Голгот скажет: «Вперед!», и мы пойдем, потому что он — наш Трассер, потому что за тридцать лет контра он еще ни разу не ошибся под ярветром. Только вот на этот раз мне действительно страшно.