— Да вы с ума сошли!
∂ Звук был глухой и очень чистый. Голгот и на полмеры не затормозил. Перебил Караколю пальцы. Трубадур скорчился в песке от боли.
— Придурки! Да вы двинутые все!
Караколь встал и проковылял прямо к хрону. С видимым усилием зажал неповрежденные пальцы и погрузил указательный и средний в оболочку хрона. Полминуты спустя он достал руку, улыбаясь, четко выговорил «смотрите!» и разогнул два пальца в знак победы. Сомневаться больше было не в чем, я подошел и сунул руку по локоть в хрон.
— Силамфр, подожди!
— Да заткнитесь вы, это не ваша рука!
Это было словно сунуть руку в ледяную дыру. Мне большим трудом удавалось удерживать ее прямо. Мне помогал Сов. Он вспотел не меньше моего. Оболочка хрона перекатывалась волнами, скользила у меня на глазах. Какая тишина! Даже слова Сова, приглушенные, доносились до меня как сквозь бархатную завесу. «Осторожно... смотри не... локоть», настаивал он. Внутри хрона моя конечность была не видна, но мою плоть словно насквозь протыкало морозными иглами. Я хотел достать руку. «Рано», повторял Сов. Я больше не мог пошевелить локтем, перелом перестал стрелять, бросать свои копья, подкорье руки крепчало, будто в него засунули стальной прут...
— Вытаскивай давай!
Я достал руку. Моя кожа была покрыта блестящими чешуйками. Я машинально стал трясти рукой, чтобы отогреть ее. Ощупал. Кровь потихоньку разливалась по руслам вен.
— Ну что?
— Кажется срослась!..
— Все по местам! Приготовиться! Полная смена построения. Леарх, можешь достать нам два железных кола? Эрг, помоги ему забить их как можно глубже здесь и здесь. Остальные, приготовить десять канатов, заменить испорченные. Построиться рогаткой.
— Как?
— Рогаткой! Вас где учили вообще? В Аберлаасе или в глуши какой-то? Постараемся ограничить эффект маятника и штопора!
Альма принесла кожаные стеганые шапки, натянула на меня сразу две, одну поверх другой, перемотала мне туловище хаиком, закладывая в витки ткани деревянные пластинки. Пьетро вытащил из рукавов переломанные рейки и попросил себе четыре новых. Закрепил на израненной шее фиксирующий воротник. Я обернулся: в глубине рогатки, на самом конце каната, Голгот пристегнул шлем к своей кирасе из кожи горса, пропустив ремни под мышками. Альма подошла к нему, но он оттолкнул ее, что-то буркнув. Он прекрасно знал, что его ждало: предусмотрительно вырыл дыры для опор под ногами, потянул шею во все стороны, размял плечи и бедра. Мне страшно даже представить, что будет, если мы потеряем Голгота. Столь велика его воля, столь невероятно он сосредоточен на нашем пути. Он был самой Трассой. Он, Голгот, девятый в своем роду, по всеобщему мнению (всех ордонаторов, которые его обучали, и старцев, которые видели, как контровали его отец и дед), он был лучшим из лучших. У кого еще в крови бурлил Дух Орды? Кто еще нес в себе такую дикую веру? Никто, и он это знал. И в то же время одно сомнение, как хищный зверь, раздирало его изнутри: как могло случиться гак, что его родной сверходаренный старший брат умер всего шести лет от роду. Я был частью Орды, я, Сов, сын фаркопщика, и Пьетро, Эрг, Фирост, Свезьест — все мы были частью Орды. Но он, Голгот, был не частью Орды. Нет. Он был самой Ордой.