Временный тестовый фрагмент

) «Связанные», сказал Голгот. «Связанные собственными кишками». Нет, это я ему это сказал не так давно. Удивительно, как некоторые слова пробивают панцирь и вклиниваются внутрь, чтобы некоторое время спустя выйти наружу уже присвоенными. «Сцепленные». Мы никогда не поймем, на чем это зиждилось. Я то и дело оборачивался, ища глазами Аои, мою маленькую капельку, такую легкую, подрагивающую от дождя; высматривал поверх плеча Каллирою, рыжеватое пятнышко, такую же хрупкую, похожую на огонек пламени, который вот-вот задует от малейшего порыва ветра; просил, чтобы присмотрели за Свезьестом, который шагал так далеко позади, что мне его было не разглядеть. Я все время что-то говорил, подхватывал за Пьетро, когда тот подбадривал всю группу. Он, как всегда, был безукоризнен, он никогда и ни при каких обстоятельствах не выходил из себя и без малейшего бахвальства всегда оставался для нас князем. И на словах, и на деле. Благодаря ему наша Орда и держалась, да и сдерживалась тоже, невзирая на Голгота и его вспышки гнева.

π Дождь совсем прекратился. Песок высыхал с немыслимой скоростью. Куда ни глянь, ни единого следа порта. Я начинал сомневаться. Я действительно начинал сомневаться, что нам стоило верить Караколю. Я опасался

751

худшего. С неба упали первые медузы: мы наткнулись на нескольких огромных, развороченных, прямо на земле,— значит, ветер уплотнялся и на высоте. Но Голгота это не заставило проявить ни малейшего колебания. Он сказал нам привязаться друг к другу шеренгами и строго по компасу следовал по курсу за видением Караколя. Он больше не осторожничал, все равно не было видно, куда трассировать. Воздух вокруг был оранжевый, тягучий. Поток крупинок потрескивал, ударяя по торсу, молотил по голове. Мы натянули кожаные подшлемники и приоткрывали глаза, только когда напор немного стихал. Нужно быть готовым нырнуть в любой момент, если пойдет волна. Я отыскивал глазами малейшие выступы скал, любую впадину, в которую можно залечь. Быть начеку, быть готовым, если рванет... ничком на землю.

— Можно отсидеться здесь!

— Где здесь?

— Тут, справа, за камнем!

— Да тут и втроем не поместишься!

— Нужно идти вперед!

— Все будет хорошо, камыши. Порт уже совсем близко!

— Да в жопу его! Мы до него все равно вовремя не доберемся! Нужно залечь!

— Всем оставаться в строю! Плотнее давайте, забейте дыры.

— Аои на грани... держите ее хорошенько...

— Вот еще углубление! Это подойдет! Голгот!

— Да он тебя не слышит, Леарх! Он тебя вообще никогда не слышит.

— Заткнитесь там, в Паке!

) Мой голос их по итогу все же успокоил. Немного. В контржурналах, которые мне доводилось читать во

750

время учебы на скриба, ярветер всегда занимал особое место. Он являл собой активный и непредсказуемый образ смерти. Все Орды сталкивалась с ярветром, некоторые по семь, а то и по восемь раз, и каждый скриб, в меру своих возможностей и знаний, старался извлечь из этого урок, который мог бы спасти последующие Орды. Уроки эти были странные, порой безумные, но чаще — глубокие и здравые. И все они так трогательно протягивали в будущее эту тонкую нить, этот дар на кончиках пальцев. Так, словно даже будучи уничтоженной, раздробленной на части, Орда все равно хранила в себе надежду, вросшую в собственную веру, надежду, что хоть одна из них, когда-нибудь, однажды, потом, дальше — быть может? — на целые столетия вперед в будущее, благодаря совместным подвигам всех Орд, достигнет наконец Верхнего Предела и что тем самым оправдает навсегда их общий путь, чем бы ни закончилась история каждой из них. Ни одному застеночнику, ни одному Фреольцу не понять силы этой связи. Именно она заставляла нас вставать каждое сотворенное Ветром утро. Благодаря ей мы выстаивали под градом, под обдирающим кожу дождем, под струями стеши, не покачнувшись, не разомкнув цепь. Именно она никогда не даст нам отступиться, чего бы нам это ни стоило, потому как мы не одни, за нами всегда идут наши почтенные, ушедшие в небытие предшественники, которых мы будем чтить до самого конца, не потому что их настигла смерть, пусть даже как героев, а потому что в них жил этот дар, эта безумная вера в нас, которой они наградили потомков, не зная, кто мы, не представляя наших лиц, не ведая, каков будет наш личный путь. Но одно они знали наверняка, как знаем это и мы: умереть может только сам ордиец, но не его дух борьбы. Нам достаточно будет взглянуть на высунувшуюся по ветру морду горса, увидеть, как

749

куст выстаивает под порывом ветра, и нам тотчас, инстинктивно, станет ясно, откуда дует отвага. «Жив только тот, кто встает и идет навстречу. Никогда не стой к ветру спиной, разве только, чтобы отлить» — гласил контржурнал 19-й Орды. Мы вышли из Аберлааса, Нижнего Предела, двадцать семь лет назад. Нам было всего одиннадцать. И с тех пор мы ни разу не возвращались назад.