Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I

Диана сблизилась с Карлом Коссе в первый же год своего возведения в сан королевской фаворитки, именно вскоре после свержения и ссылки герцогини д'Этамп. Коссе явился к Диане поздравить ее с победой над неприятельницей, и эта раболепная внимательность глубоко тронула перезрелую красавицу.

— Верить ли вам? Искренно ли радуетесь моему торжеству и действительно ли ко мне привязаны? — проворковала фаворитка.

— Потребуйте жизни, и я отдам ее за вас! — отвечал этот доблестный рыцарь.

— Видите ли в чем дело, — доверчиво продолжала Диана, — поклонников у меня множество, все они ловят мой взгляд, улыбку, все они выражают готовность быть моими покорнейшими рабами, но я не так проста, чтобы не понимать их замыслов. Не любовь, не уважение говорят в них: одно только честолюбие и своекорыстие… В ваши годы нельзя не быть честолюбивым, но вместе с тем нельзя не быть и искренним… И неужели меня нельзя любить единственно за дары божий, внешние и внутренние? Неужели только щедроты короля и чаяние всяких почестей влекут вас ко мне? Любите меня, Коссе, для меня самой, — заключила Диана, — и королевская фаворитка вознаградит вас за женщину.

Мысль о державном сопернике испугала Коссе. С другой стороны, за отвергнутую любовь Диана была способна сжить его со света. Попался нежный любовник между двух огней: страшно обманывать короля, еще того страшнее навлечь на себя гнев фаворитки. Честолюбие взяло верх над робостью, и, упав на колени перед Дианой, Коссе прильнул устами к ее беломраморной руке.

Вскоре король и королева в сопровождении двора отправились в недавно отстроенный загородный замок Шамбор, в парке которого для Дианы был отделан особый павильон, соединявшийся подземной галереей с королевским жилищем. Этим путем к фаворитке весьма часто жаловал Генрих II, Коссе посещал ее днем явно, с парадного крыльца, а по вечерам через потайную дверь, выходившую в парк. Таинственность, которой король маскировал свои посещения, почти не допускала возможности неприятной встречи с соперником, о существовании которого доверчивый Генрих не догадывался. Несмотря на это, однако же, Коссе чуть-чуть не встретился с королем. Нежно беседуя со своим возлюбленным однажды поздним вечером, Диана заслышала знакомые шаги в подземной галерее и заметила свет фонаря сквозь замочную скважину потайной двери, ведшей в галерею из будуара. Еще минута и… Но Коссе успел вовремя бежать с поля сражения, уступая королю и честь, и место. Выйдя в парк, он в нескольких шагах от павильона столкнулся с генерал-фельдцейхмейстером Клавдием де Тэ /Taix/. Гулял он тут или поджидал кого-нибудь, может быть именно Коссе — это покрыто мраком ночи и неизвестности, но как бы то ни было Коссе остановился как вкопанный и жестоко переконфузился.

— Поздравляю вас, граф! — засмеялся де Тэ.

Коссе окончательно растерялся, это поздравление, приправленное саркастическим смехом, острым ножом полоснуло его по сердцу.

— С чем же вы меня поздравляете? — пролепетал он.

— С восхитительной ночью, с очаровательной погодой, — шутил де Тэ. — Мы с вами восхищались природой, каждый по-своему… Сознайтесь, что шамборский парк можно назвать жилищем богов, богинь, нимф… Черт возьми, Маро или Сен-Желе, наши придворные поэты, могли бы тут подобрать целый легион мифологических существ, на то они и поэты! Я сужу о здешнем парке только с точки зрения охотника… Охота здесь богатая, но не всякий имеет смелость охотиться в королевских владениях! Не правда ли, Коссе?

— Кто же смеет?

— Смеет смелый! Знакомые с латинским языком говорят: смелым фортуна руководит! Каждому свое, любезнейший граф. Я, например, гуляя около павильона герцогини Валантинуа, считал это дерзостью, а иной, посмелее, и в самый павильон попадет, и ничего… да! Каждому свое!..

Коссе, завернувшись в плащ, убежал от насмешника, преследуемый его откровенным хохотом. Эта черта смелости и прямодушия де Тэ избавляет нас от труда знакомить читателя с характером генерал-фельдцейхмейстера. В этот век раболепства, когда первейшие вельможи почитали за счастье поцеловать ножку королевской фаворитки, насмешки над ее фаворитом могли служить надежной порукой честности и прямодушия, но и поводом к падению и опале.