Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I

Время близилось к полуночи. При всей таинственности, которой злодеи окружали свои умыслы под покровом ночи, весть о сборище войск во дворах Лувра и вокруг дворца дошла до квартала, где жил Колиньи. Некоторые из его приближенных отправились к Лувру узнать о причине сборища, но у самых ворот часовые перегородили им дорогу; на расспросы гугенотов грубая солдатня отвечала ругательствами. Несчастные потребовали караульного офицера, и тот явился — за тем, чтобы приказать солдатам угомонить незванных гостей. Первые жертвы кровопийц пали под ударами бердышей усердной швейцарской стражи.

— Дух войск превосходный! — донесла Катерина своему сыну, узнав о начале убийств. — Надобно ковать железо, пока оно горячо; раздумывать нечего!..

Удар набата в церкви св. Германа Оксеррского прервал речь королевы-родительницы; через несколько минут с ревом колокола слился смутный гул тысячи голосов, ропот народных волн, разлившихся бурным потоком по улицам. Со смоляными факелами и оружием в руках, солдаты, горожане и яростная чернь устремились на кварталы, в которых приютились гугеноты.

Глядя в эту минуту на Париж, можно было подумать, что в нем празднуют свой шабаш сотни демонов, извергнутых преисподней. Но мы оставим на время Лувр с Катериной и Карлом, стоявшими у растворенного окна, и посмотрим, что в это минуту происходило в доме адмирала Колиньи.

Движимый чувством мщения за убийство своего отца, в котором Польтро дю Мерэ был орудием адмирала Колиньи, герцог Генрих Гиз, с пригулком Ангулемским и вооруженным отрядом, устремился в кварталы, где жили гугеноты. Ворвавшись во двор дома Колиньи, Гиз именем короля требовал, чтобы спутникам его отворили двери. У адмирала в это время находился Амвросий Паре и перевязывал раны, нанесенные старику два дня тому назад Моревелем.[36] Услыхав необыкновенный шум, бряцанье оружия на дворе и заметив красноватый отблеск факелов сквозь опущенные оконные занавеси, адмирал поручил одному из своих приближенных узнать о причине. Треск ломаемых убийцами парадных дверей предупредил ответ убитого посланного; остальное досказали слуги, толпой вбежавшие в спальню адмирала.

— Спасайтесь, отец наш! Это Гиз и убийцы!.. — кричали они обожаемому ими Колиньи. — Смерть ваша стучится у дверей!..

— Я давно готов принять эту гостью, — невозмутимо отвечал Колиньи. — Мне, искалеченному, дряхлому, без того немного жить и бежать трудно, а лучше спасайтесь вы сами…

Чувство самосохранения подавило в слугах адмирала чувство привязанности; многие из них бежали на чердак, откуда пробрались на кровли дома, некоторые спаслись.

В эту самую минуту бывшие в отряде Гиза капитан Аттен /Attin/, Бем /Besme/, Сарлабу и несколько солдат с проклятьями всходили на лестницу и шли прямо к спальной адмирала, который, поднявшись с кресел, в халате, с рукой на перевязи, вышел к ним навстречу.

— Ты адмирал? — спросил Бем ломанным французским языком /он был уроженец эльзасский/, приставляя факел к самому лицу старика.

— Молодой человек, — отвечал Колиньи, — имейте уважение к моим сединам…

Вместо ответа, Бем схватил его за бороду, воткнул ему шпагу в живот, а потом несколько раз ударил эфесом по голове и по лицу; примеру Бема последовали бывшие с ним солдаты — и Колиньи пал под их ударами.

— Бем, покончил ли? — крикнул Гиз, стоявший на дворе.

— Конечно! — отозвался тот, выглянув в окно.

— Бросай его сюда…

Труп Колиньи, покрытый ранами, залитый кровью, был выброшен из окна во двор, к ногам Гиза и пригулка Ангулемского. Они, носовыми платками отерев окровавленное лицо мертвеца и внимательно осмотрев его и перевязанные руки трупа, убедились, что жертва не избегла своей роковой участи; несколько раз пнули покойника ногами в лицо и, сев на коней, ускакали в город, где, вместе с герцогом Неверрским, Таванном и Гонди, ободряли убийц словом и собственным примером. Труп Колиньи на заре был отвезен на живодерню Монфокона и повешен на железных цепях головой вниз на тамошней каменной виселице.[37] Дня через три Карл IX, Катерина Медичи, герцог Анжуйский и многие дамы и девицы ездили полюбоваться этим зрелищем. Сохранилось предание, что здесь Карл IX, в ответ на замечание кого-то из присутствовавших — о зловонии разложившегося трупа, отвечал смеясь:

— Пустяки, пустяки! Труп врага всегда хорошо пахнет!