Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I

Незлопамятный народ французский, позабыв о голоде, которым его морил Генрих IV, помнит только курицу, им обещанную; народ-фразер за красное или «жалостное» словцо прощает многое, и курица Генриха IV мила французам не менее наполеоновского орла, и король велик, бессмертен, незабвенен. В Генрихе каждый француз видит себя самого, Генрих — тип истого сына великой нации, и вследствие этого — велик! Немного же надобно, чтобы во Франции удостоиться титула великого. Мы, однако, не можем примирить величия с теми пороками, которыми природа наделила Генриха IV в пропорции бочки дегтя к ложке меду. Его двоекратное отречение от кальвинизма, трусость, нетвердость в слове, плутоватость в игре, чтобы не сказать — склонность к воровству, наконец, сластолюбие, доходившее до забвения достоинства и человеческого, и королевского — все эти свойства характера Генриха IV с истинным величием как-то плохо ладятся. А чтобы читатель не принял наших слов за клевету, укажем на факты, записанные в истории.

Трусость Генриха доказывается не бегством его из Парижа, не прятками его во время Варфоломеевской резни — она обнаружилась в битве при Иври 14 марта 1590 года, когда на будущего победителя напал панический страх, почти лишивший его возможности держаться в седле. Ударяя себя кулаками под бока, Генрих твердил сквозь зубы, щелкавшие от лихорадки: «Вперед, вперед, поганый одер!» /«Avance, avance done, vilaine carcasse!»/. Легко может быть, что и настоящие герои внутренне праздновали труса в сражениях, но только этого не выказывали.

В нетвердости в слове Генриха уличают его письменные обещания любовницам — Габриэли д'Этре и Генриэтте д'Антраг — жениться на них, что, благодаря стараниям Сюлли, исполнено не было. Обольщать женщин подобными обещаниями неприлично даже какому-нибудь писарю или денщику, королю же и тем более великому… странно!

Забавляясь карточной игрой, великий король не только плутовал, но — без околичности — крал чужие ставки со стола. Однажды, играя с Бассомпьером, Генрих подменил выигранную маршалом кучку пистолей таковой же, составленной из полупистолей. Заметив этот подлог, Бассомпьер выбросил весь свой выигрыш за окно стоявшим в карауле солдатам, заменив его на игорном столе новой из собственного кармана. Свидетельница этому Мария Медичи сказала Генриху: «Вы с маршалом поменялись ролями; он отлично представил короля, а вы — простого солдата!» Тому же Бассомпьеру, частому своему партнеру, король не один раз говаривал: «Хорошо, что я король, а то за мою нечистую игру быть бы мне давно на виселице!»

Это сознание, конечно, делает честь откровенности Генриха IV, но сами плутни не делают ему чести… Снимите этого великого короля с плеч его живого пьедестала — истинно великого, благородного Сюлли, и перед вами явится самый обыкновенный человек; но в этом-то и вся заслуга Генриха… Да, он был человеком на троне, после двух демонов, Карла IX и Генриха III, руководимых достойной их матерью, Катериной Медичи. Мученическая смерть Генриха от руки Равайлльяка бесспорно примиряет до известной степени с его жизнью, но кровь короля во всяком случае не может смыть многих грязных страниц истории его царствования. Именно об этих страницах мы и поговорим теперь; поговорим беспристрастно, не оправдывая, не обвиняя. Перед нами теперь Генрих IV — живой, но не умерщвленный Равайлльяком, и через сто восемьдесят три года /в 1793 году/ не исторгнутый яростной чернью из своей могилы в Сен-Дени: страница, неизгладимо позорная в истории французского народа!

В моцартовском «Дон-Жуане» Лепорелло, перечисляя жертвы своего господина, развертывает саженный свиток, представляющий в итоге 1003 /milla e tre/. Точно таким же, хотя и менее баснословным списком, приходится нам начинать наш очерк сердечных подвигов державного французского Дон-Жуана. «Пятьдесят шесть!» — произносим мы голосом Лепорелло. Имена же фавориток нижеследующие:

1573–1576: 1. Шарлотта де Бон-Самблансе, госпожа де Сов, маркиза Нуармутье /Charlotte de Beaune Samblancay, dame de Sauve, marquise de Noirmoustier/. 2. Жанна дю Монсо де Тигонвилль, впоследствии графиня Панжа /Jeanne du Monceaux de Tigonville comtesse de Pangean/.

1578: 3. Дайэлла, фрейлина Катерины Медичи, гречанка-киприотка; 4. в Ажене: Катерина дю Люк; 5. Анна де Бальзак де Монтегю /Anne de Balzac de Montaigu/; 6. в Ажене: Арнольдина.

1579: 7. мадмуазель де Ребур; 8. Флеретта, дочь садовника в Нераке; 9. Франциска де Монморанси-Фоссе /Francoise de Montmorency-Fosseux/; 10. госпожа Спонд; 11. девица Марокен; 12. Ксента, горничная Маргариты Наваррской; 13. булочница в Сен-Жан; 14. госпожа де Петонвилль; 15. Бавересса; 16. девица Дюра; 17. Пикотен, булочница в По; 18. графиня Сен-Мегрен /Le Saint-Maigrin/; 19. кормилица в Кастель-Жалу; 20. две сестры де л'Эпсе /de l'Eps6e/.