Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I

Женой, как мы уже говорили, она могла быть только в случае формального развода Генриха с Маргаритой; чтобы быть королевой, ей еще следовало дождаться того дня, в который Генрих окончательно будет сам королем Франции, не по титулу, то есть на словах, а на деле. Именно во время его связи с Габриэлью он, область за областью, приводил себе к повиновению; один город подносил ему ключи и отворял ворота, другой приветствовал боевыми зарядами; в одной области кричали «Ура Генриху!», в другой — «Да здравствует Лига или Карл X!» Злоумышления, заговоры возникали на каждом шагу; Испания грозила отнять у Генриха отцовское его наследие — королевство наваррское. Настоящим королем Франции и Наварры родоначальник Бурбонов мог назваться только в 1600 году, когда его Габриэли уже не было на свете.

Подобно Юпитеру, Генрих IV золотым дождем осыпал свою Данаю, оделяя своими щедротами даже тех, которым покровительствовала его возлюбленная. В 1594 году ей было подарено имение Вандейль; в 1595 — Креси, в 1596 — Монсо и Жуань /Joignes/; в 1597 году король купил для нее герцогство Бофор, вместе с тем пожаловав ее из маркизы Монсо в герцогини. Кроме того, Габриэлью приобретены были поместья Жикур и Лузикур от Гизов; Монтретон и Сен-Жан; герцогство д'Этамп от Маргариты Наваррской. Тетушке своей госпоже де Сурди фаворитка выхлопотала ренту в пятьдесят тысяч ливров годового дохода. В дневнике Л'Этуаля и многих мемуарах того времени подробно описаны ее наряды и драгоценности, которым могла позавидовать не одна настоящая королева. Как видно, не без основания придворные обвиняли фаворитку в корыстолюбии. Поэт-лизоблюд из ее лакейской Вильгельм дю Сабль думал уязвить недовольных, влагая в их уста следующий совет, будто бы даваемый ими Габриэли, но только охарактеризовал ее систему наживы:

Подумай о себе: фортуна своенравна;
Теперь ее щедрот из рук не упускай,
На черный день богатства припасай,
Дела свои вообще обделывай исправно
И верных слуг себе любовью привлекай![57]

Просим прощения за дубоватый перевод не менее дубоватого подлинника. Не одних льстецов вдохновляла Габриэль; очарованный ее прелестями Генрих IV собственной персоной ударился в поэзию и кропал в ее честь стишки, из которых одна песенка удостоилась даже сделаться народной… В исходе прошедшего века, по крайней мере, ее распевали во Франции:

Мне сердце грусть терзает,
Красавица моя!
Ах, слава призывает
На ратные поля!
На это расставанье
Могу ли не роптать,
Когда за миг свиданья
Готов я жизнь отдать![58]

Смысл немножко прихрамывает, но именно в этом-то и достоинство этих нежных стишков: где истинная любовь, там логика всегда отсутствует. Генрих, человек экзальтированный, восторгался до сумасбродства или /что одно и то же/ до стихоплетства, любя Коризанду, Габриэль, Мартину, Бретолину, Ля Гланде, мамзель Фаннюшь и т. д. Подобных муз у него было, вместо узаконенных девяти, ровно семью восемь. Изобретательный на эпитеты своим возлюбленным, он назвал Диану де Грамон прекрасной Коризандой; с именем Габриэли д'Этре неразлучно было прилагательное «прелестная» или «очаровательная» /«charmante»/. Прозвища эти можно назвать тоже своего рода титулами.

Детей у Габриэли от короля было трое: сыновья Цезарь, Александр и дочь Катерина-Генриэтта. Все трое были узаконены и признаны, с присвоением им достоинства детей Франции.[59]

Таким образом, у Генриха IV, кроме запасной супруги, не было недостатка и в наследниках. Исчисляя щедроты короля фаворитке, распространявшиеся даже на ее родных, мы позабыли сказать, что отец ее был пожалован в генерал-фельдцейхмейстеры, к крайнему неудовольствию Сюлли, домогавшегося этой важной должности. Эта несправедливость была одной из причин непримиримой ненависти, которую этот великий муж питал к фаворитке; ненависти, с трудом скрываемой под маской уважения.

В 1598 году нескончаемое дело о разводе приблизилось к развязке. Генрих IV, только что завоевавший Бретань, находился тогда в Ренне, проводя время в забавах и на охоте. Раз после обеда у верховного судьи король, взяв Сюлли под руку, увел его в сад и начал весьма серьезный разговор о необходимости иметь законную жену и наследников, причем выразил желание выбрать себе первую преимущественно из среды французской знати. Сюлли отвечал советом последовать примеру Артаксеркса при выборе им Эсфири, то есть созвать красавиц со всех концов королевства и выбрать себе из них в супруги достойнейшую. Генрих очень хорошо понимал, что Сюлли заранее угадывает, к чему он ведет свою речь, но нарочно прикидывается простаком, выжидая решительного слова от самого короля.