Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I

Последние сорок лет XVI века и первое десятилетие XVII были ознаменованы во Франции кровавыми распрями между католиками и протестантами, или, как их тогда называли, гугенотами.[18] Бешеное изуверство с одной стороны, неуступчивость с другой; обоюдные интриги, нетвердость в слове, взаимное предательство и вероломство; войны, сменявшиеся постоянно нарушаемыми перемириями; западни, отравления, убийства из-за угла; наконец, Варфоломеевская ночь и избиение гугенотов, поглотившее во Франции свыше семидесяти тысяч невинных жертв фанатизма; знаменитая Лига, отточившая ножи двум цареубийцам, — таковы характеристические черты этой страшной эпохи.

На этом кровавом фоне мы представим читателю попеременно несколько силуэтов, по наружному облику — человеческих, по злодействам — адских чудовищ. Из них первое место принадлежит женщине, уже не молодой, но статной, красивой. На лице ее приветливая улыбка, в белой руке, увешанной четками, кубок яда; на полной высокой груди, на одной и той же золотой цепочке крест со святыми реликвиями, волшебные амулетки и ладонки с заклинаниями. Черные, пламенные глаза обращены к небу не для благоговейного созерцания, а для наблюдения над астрологическим сочетанием звезд, для обретения в нем ответа на вопрос о будущем. Утро женщина эта посвящает молитве или, правильнее, чтению узаконенного числа молитв; день — государственным делам; вечером она совещается с астрологами, чернокнижниками, алхимиками и знахарями, снабжающими ее косметическими снадобьями… и ядами; ночью она предается порывам необузданного сладострастия. По изуверству — Изабелла Испанская, по кровожадности — Паризатида Персидская, по властолюбию — Агриппина Римская, по распутству — Клеопатра Египетская, женщина эта, вдова короля французского Генриха II, королева Катерина Медичи. Тридцать лет /с 1559 по 1589 г./ именами своих сыновей — Франциска II, Карла ГХ и Генриха III — участью государства располагала она, играя в правительстве при королях ту же самую роль, которую в древних капищах играли жрецы, скрывавшиеся в пустых истуканах, называвшихся оракулами. Единодушные проклятия сопровождали ее в гроб; современники Катерины и их правнуки не могли без ужаса вспоминать о ней; однако же с веками взгляд на нее изменился. Нашлись историки, которые, обсуждая деяния Катерины, отважились замолвить слово в ее пользу, а трудолюбивый историограф-компилятор Капфиг[19] в наше время явился адвокатом королевы-злодейки пред судом потомства. По его словам, Катерина была совершенно права во всех своих интригах, явных и тайных преступлениях, кровавых распрях, ею разжигаемых, даже в резне Варфоломеевской ночи. Все это, по мнению Капфига, было необходимостью, единственным рациональным средством умиротворения Франции. С точки зрения людей, для которых плахи, виселицы и расстреливания — верные средства умиротворения; которые, например, в парижской бойне второго декабря 1851 года видят геройский подвиг и гениальность. С точки зрения подобных господ, Катерина Медичи, разумеется, великая женщина; спорить с ними было бы пустой тратой времени. «Таков был век», — говорят другие снисходительные судьи в оправдание Катерины, но и это оправдание нелепо, и оно не лучше предыдущего. Тит, цесарь римский, жил за полторы тысячи лет до Катерины Медичи, однако же снискал себе прозвище утешителя рода человеческого…

О роде тосканских деспотов Медичи существует два сказания: правдивое, то есть историческое, и ложное, фантастическое, сплетенное лестью. Приводим и то и другое, как одинаково заслуживающие внимания читателя. Историки Павел Иовий и Гвичардини фактически доказывают, что родоначальником фамилии Медичи был флорентийский врач-шарлатан, торговавший разными лекарственными снадобьями и этим наживший огромное состояние. Пользуясь смутами, свирепствовавшими в республике, благодаря своему золоту, врач втерся в дворянство, заменив свое малоизвестное имя фамилией Медичи,[20] намекая на свою прежнюю профессию; кроме того, он сочинил себе герб, состоявший из щита с изображением на нем пяти шариков, в которых не трудно было угадать пилюли. Внуками и правнуками врача-дворянина были герцоги урбинские и великие герцоги тосканские — Александр, Иоанн, Козьма, Лаврентий, Франциск — и папы римские Лев X и Климент VII. Стыдясь откровенности предка, потомки, гордые собственными заслугами, никак не хотели сознаться, что их фамилия происходит от слова медик, что пять шариков на их гербе — не что иное, как прозаические пилюли. Геральдика, вечная угодница гордости, вывела герцогов из неприятного положения, протрубив во все концы Европы нижеследующую сказку о происхождении герба великих герцогов тосканских: