Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II

Эта фаворитка выдана была кардиналом в 1620 году за Антония Дюбур де Комбалле — старого горбуна с лицом, изрытым оспой. Разумеется, красавец этот был мужем подставным, которому Ришлье недешево платил за его фамилию. Овдовев, госпожа Комбалле дала клятву навеки остаться вдовой и облачилась в наряды кармелитки. То и другое плохо согласовывалось с ее наружностью, в полном смысле слова очаровательной. Как бы то ни было, Комбалле не расставалась с монашеским платьем, хотя и состояла при Анне Австрийской в качестве камер-фрау. По мере возвышения Ришлье его племянница начала изменять своему костюму, а при возведении его в должность министра готова была изменить и обету безбрачия. Ее сватали: де Брэзе, де Бетюнь и граф де Со (Soult) Ледигьер, но по воле ревнивого кардинала она всем им отказала. Четвертым настойчивым искателем руки Марии Комбалле был граф Суассон, но и тут дело разошлось… Ходили слухи, будто племянница кардинала, хотя и вдова, — девственница непорочная. Слухи эти основывались на том, что из девического ее имени Мария де Виньеро (Marie de Vignerot) можно составить анаграмму: vierge de ton mari (девственница твоего мужа). Де Брэзе, оскорбленный отказом, первый пустил в ход молву, что кардинал живет со своей племянницей и что имеет от нее четверых детей. По этому поводу по рукам пошла довольно злая эпиграмма неизвестного автора:

Вчера Филида в страшном гневе
И в огорченьи к королеве
С формальной жалобой вошла:
«Злодей Брэзе пустил в огласку
Нелепую пустую сказку —
Что четырех я родила.
И от кого же? От Армана».[25]
Тут королева ей в ответ:
Брэзе, то знает целый свет,
Любитель сплетен и обмана!
Утешьтесь: даже самый тот,
Кто к вам приязни не питает,
Вам скажет, что Брэзе и лжет,
И вечно вдвое прибавляет!

Все эти оскорбительные слухи доходили до ушей кардинала, но он не обращал на них никакого внимания и, как будто издеваясь над злоязычниками, ежедневно утром и вечером принимал у себя во дворце госпожу Комбалле, проводя с нею время с глазу на глаз. Охотники подглядывать замечали, что, идучи к кардиналу, она имела на груди букет цветов, а возвращалась без букета… Если на этом обстоятельстве были основаны слухи о связи с нею кардинала, то связь эта весьма сомнительна; впрочем, были и иные доказательства, гораздо убедительнейшие. На руках племянницы Ришлье и умер: она закрыла ему глаза. Нужно ли прибавлять, что при жизни дяди госпожа Комбалле имела целую свиту льстецов, поклонников и угодников, готовых за нее в огонь и в воду? Расчет этой челяди был верен: племянница замолвит ласковое словцо дяде, кардинал не оставит своей милостью добровольного холопа племянницы.

О Ришлье-селадоне, обожателе Анны Австрийской, мы подробно поговорим при биографическом очерке королевы; теперь заключим характеристику кардинала описанием его последних минут.

В конце ноября 1642 года кардинал начал жаловаться на колотье в боку и, несмотря на поданную помощь, в течение двух дней чувствовал себя все хуже и хуже. Во дворец к больному прибыли маршалы Брэзе, де ла Мейлльере и верная госпожа д'Эгилльон (бывшая Комбалле). В понедельник 1 декабря кардиналу стало несколько лучше, но к вечеру открылась лихорадка, и к врачам, окружавшим постель больного, присоединился лейб-медик Бувер, присланный Людовиком XIII. Во вторник утром он сам навестил кардинала.

— Государь, — сказал Ришлье, — пришло время собираться мне в далекий путь, но я умираю с сознанием, что государство возведено на высокую степень могущества и что все враги его, внутренние и внешние, истреблены. Во внимание к моим заслугам не оставьте моих родных. Поручаю еще вниманию вашему людей дельных и полезных: де Нойе, де Шавиньи и кардинала Мазарини.

— Будьте спокойны, — отвечал король, — все желания ваши будут исполнены, но я надеюсь, что еще не скоро.

Не желая утомлять больного, Людовик XIII вышел из спальни и, проходя по картинной галерее, рассматривал ее сокровища не только с улыбкой, но даже с громким смехом. Он радовался смерти кардинала.

— Сколько еще остается мне жить? — спросил больной у докторов. Они отвечали комплиментами и успокоительными уверениями.

— Хорошо, — перебил их кардинал с досадою. — Позовите ко мне доктора Шико.

Ему Ришлье особенно доверял и уважал его за прямодушие.

— Шико, говорите мне прямо: скоро ли я умру?

— Вы не рассердитесь, если я скажу правду?

— За этим-то я вас и позвал.

Шико на минуту призадумался и отвечал:

— Через двадцать четыре часа вы умрете или произойдет кризис к выздоровлению.

— Вот это называется говорить дело. Благодарю вас.

Ночью Ришлье исповедовался и приобщался; весь день 3 декабря провел довольно спокойно, но в первом часу пополудни 4-го числа почувствовал приближение агонии.