Читаем Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II полностью

Радости царя и милостям его не было предела. Праздничный трезвон во всех церквах возвестил Москве о торжестве царского оружия; воеводам посланы были золотые медали, войскам до 80 000 рублей; не были забыты и вспомогательные французские и немецкие дружины с их предводителями Иаковом Маржеретом и Вальтером Розеном. Эта победа была последнею улыбкою счастья любимцу своему Годунову. Самозванец, скрывшийся в Севске, бежал в Рыльск, где занялся сбором новых полчищ; прогнал беглецов запорожцев и укрепился в Путивле. Царские воеводы, вместо того чтобы преследовать беглеца, тратили время на казни пленников и истязания мятежников Комар-ницкой волости. Этими зверствами воеводы озлобляли народ, к которому самозванец обращался всегда с ласкою и кротостью. Последний унывал и намеревался уже снова бежать в Литву, но русские изменники придали ему бодрости обещаниями успеха, и он остался в Путивле, где силы его ежедневно возрастали, а с ними воскресали надежды и самоуверенность Лжедимитрия. Он отправил князя Татева к Сигизмунду с просьбою о присылке новых вспомогательных дружин; укрепил город, издал новый манифест о чудесном своем спасении при содействии князя Ивана Мстиславского и польского канцлера Сапеги… Манифест этот принес самозванцу огромную пользу, привлекая отовсюду под его знамена толпы изменников и переметчиков. Царские воеводы попытались было подступить к Рыльску, но, отбитые от его стен князем Долгоруким-Рощею и Яковом Змеевым (преданными самозванцу), отступили, послав к царю гонца с известием, что до весны не будут приступать к военным действиям. Борис, отправив к ним окольничего Шереметьева и дьяка Власова с дружиною, объявил им свое неудовольствие на упущение самозванца из рук и на постыдную их праздность. Этот выговор и приказание продолжать поход произвели на войска весьма неприятное впечатление и возбудили в них ропот, предвестник измены. Повинуясь, однако, Годунову, войска его под предводительством Мстиславского, Шуйского и Шереметьева осадили Кромы (в марте 1605 года), выжгли пригород, но не могли овладеть острогом, защищаемым донским атаманом Корелою… Князь Салтыков вместо приступа велел своей дружине отступить; Мстиславский и Шуйский, подозревая с его стороны явную измену, не сказали ему ни слова и, обложив крепость, надеялись взять ее голодом. Вместо голода в Кромах, в рядах осаждавших открылась повальная болезнь вследствие недостатка в провианте и дурного помещения в сырых землянках и окопах.

Ввиду этих неудач Годунов, убийца настоящего Димитрия-царевича, решился отделаться от его двойника посредством отравы. Он отправил в Путивль трех иноков, знававших Отрепьева еще дьяконом, с грамотою от себя и патриарха к тамошним жителям; царь требовал от них выдачи злодея-расстриги, а патриарх угрожал им в случае неповиновения проклятьем. Монахов схватили и повели к самозванцу, который посадил на трон вместо себя в царском одеянии поляка Иваницкого.

— Знаете ли вы меня? — спросил этот подложный самозванец приведенных к нему монахов.

— Не знаем, — отвечали они, — но, во всяком случае, ты не Димитрий! Монахов обыскали, и при одном из них нашли яд. На пытке он сознался, что они подосланы Годуновым для отравления царевича. Хвалясь видимым к нему милосердием Божиим, самозванец написал грамоты к патриарху и царю. Первого он укорял за потворство хищнику престола, а второму предлагал сложить царский венец и удалиться в монастырь от суеты мирской, обещая за это не оставить его своей царской милостью… Та участь, которую Годунов хотел уготовить самозванцу, вскоре постигла его самого; при дворе нашлись изменники, решившие избавить Лжедимитрия от его соперника. 13 апреля Борис Феодорович после заседания в боярской думе принимал иностранных послов, угощал их обедом, но по выходе из-за стола внезапно почувствовал себя дурно: кровь хлынула у него из ушей, носа и рта и, несмотря на усилия врачей остановить ее, текла ручьями… Царь лишился памяти; он едва успел благословить сына и принять схиму под именем Боголепа. После двухчасовой агонии он испустил дух в той самой столовой горнице, где еще недавно пировал со своими гостями… Так окончил свое земное поприще Борис Годунов — царь-временщик, завещая престол несчастному своему сыну Феодору. С именем его мы в заголовке не сочетали ни одного мужского или женского имени — временщика или фаворитки: первого у Годунова не было по той понятной причине, что при похитителях власти вообще временщики — явление немыслимое; что же касается до фаворитки, то и эта должность при Годунове — примерном супруге и человеке нравственном — оставалась постоянно вакантною. Вместо временщиков при Годунове состояли безотлучно легионы сыщиков, шпионов, лазутчиков, в которых этот державный временщик видел надежнейших блюстителей личной своей безопасности и государственного порядка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Временщики и фаворитки

Карл I
Карл I

Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Перья французских романистов и кисти французских живописцев окаймили отрубленную голову Карла I такой лучистой ореолой мученика, что у нас едва хватает духу говорить о нем как о человеке обыкновенном, даже довольно слабом и бесхарактерном. При имени Карла I (мы уверены) в воображении просвещенного читателя является портрет Ван Дейка: гордо подбоченившаяся фигура и худощавое лицо с закрученными усами и остроконечной бородкой; лицо, имеющее некоторое сходство с лицом кардинала Ришелье, только без выражения лукавства, свойственного последнему…

Кондратий Биркин

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное
Людовик XIV
Людовик XIV

Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.В биографическом очерке Сигизмунда Августа, короля польского, мы говорили о вредном влиянии на характер мужчины воспитания его в кругу женщин; теперь, приступая к жизнеописанию Людовика XIV, нам приходится повторить то же самое. Внук флорентинки и сын испанки, Людовик был одарен пылкой, страстной, неукротимой натурой. На попечение воспитателя своего Перефикса, епископа родезского (впоследствии архиепископа парижского), он отдан был уже в отроческих летах, когда к сердцу его были привиты многие дурные качества – неискоренимые.

Кондратий Биркин

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное