Читаем Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II полностью

Иезуит не замедлил сообщить об этом таинственном признании княжеского слуги самому Вишневецкому; князь, добыв тихонько заветные бумаги, узнал из них, что слуга его не кто иной, как угличский царевич Димитрий, спасенный от рук подосланных убийц дьяками Щелкаловыми и многими другими верными боярами; невинною жертвою злобы Годунова пал малолетний сын священника Истомина, принятый убийцами за царевича. Вишневецкий вне себя от изумления вместе с патером поспешил к одру умирающего слуги… Отрепьев, укоряя иезуита за нескромность, показал ему и князю в подтверждение истины своего признания золотой наперсный крест, украшенный драгоценными каменьями, надетый на мнимого царевича, по словам его, крестным отцом, князем Иваном Мстиславским. Лестная для его самолюбия мысль — посадить бывшего своего слугу на престол московский — побудила князя Вишневецкого употребить всевозможные средства к его излечению: не щадя издержек, он созвал искуснейших врачей, которым не стоило особенных трудов спасти жизнь притворщику. Отрепьев живо поправился и встал со смертного одра, но уже не слугой польского князя, а царевичем и наследником царского престола. Вишневецкий дал ему великолепное помещение у себя в доме, богатые одежды, многочисленную прислугу. Молва о царевиче разнеслась по всей Литве и умножила число его приверженцев братом князя Вишневецкого, Константином, и тестем последнего, сендомирским воеводою Юрием Мнишком. Последний особенно принял живейшее участие в самозваном царевиче, поверил его словам и свидетельству двух своих слуг, из которых один, Петровский, в бытность свою в плену в России не раз видал царевича Димитрия… Вишневецкие довели о царевиче до сведения короля Сигизмунда. Подстрекаемый иезуитами и папским нунцием Рангони, король пожелал видеть таинственного юношу. Мнишек и Вишневецкий прибыли с Отрепьевым в Краков, где их посетил Рангони. Осыпав самозванца ласками, последний убедил его присоединиться к церкви католической и тем заслужить содействие государей Западной Европы, в особенности же его святейшества папы. Расстрига торжественно поклялся за себя и за будущих своих подданных. Затем Рангони повез его в королевский дворец. Сигизмунд принял самозванца весьма ласково; внимательно выслушал хитро сочиненную историю о чудесном его спасении. Особенно сильное впечатление на короля произвело напоминание самозванца о том, что сам Сигизмунд родился в темнице, но, спасенный провидением, волею Божиею возведен был на престол королевский. Переговорив несколько минут наедине с Рангони, король сказал самозванцу с ласковой улыбкой: «Бог вам в помощь, царевич! Мы, рассмотрев ваши документы и выслушав свидетельства, признаем в вас сына покойного царя Ивана Васильевича. Ежегодно на ваше содержание вы будете получать из нашей казны 40 000 злотых (54 000 руб. сер.), и независимо от этого вам, как другу нашей республики, предоставляем право сноситься с нами и в случае надобности пользоваться нашим содействием».

Перейти на страницу:

Все книги серии Временщики и фаворитки

Карл I
Карл I

Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Перья французских романистов и кисти французских живописцев окаймили отрубленную голову Карла I такой лучистой ореолой мученика, что у нас едва хватает духу говорить о нем как о человеке обыкновенном, даже довольно слабом и бесхарактерном. При имени Карла I (мы уверены) в воображении просвещенного читателя является портрет Ван Дейка: гордо подбоченившаяся фигура и худощавое лицо с закрученными усами и остроконечной бородкой; лицо, имеющее некоторое сходство с лицом кардинала Ришелье, только без выражения лукавства, свойственного последнему…

Кондратий Биркин

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное
Людовик XIV
Людовик XIV

Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.В биографическом очерке Сигизмунда Августа, короля польского, мы говорили о вредном влиянии на характер мужчины воспитания его в кругу женщин; теперь, приступая к жизнеописанию Людовика XIV, нам приходится повторить то же самое. Внук флорентинки и сын испанки, Людовик был одарен пылкой, страстной, неукротимой натурой. На попечение воспитателя своего Перефикса, епископа родезского (впоследствии архиепископа парижского), он отдан был уже в отроческих летах, когда к сердцу его были привиты многие дурные качества – неискоренимые.

Кондратий Биркин

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное