Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II

Часу во втором пополудни губернатор с дочерью вышел из каюты на палубу подышать свежим воздухом и полюбоваться великолепной картиной взморья. Рядом со старым отцом дочь, опиравшаяся на его Руку, казалась прелестнее обыкновенного. Личико девушки дышало Детской веселостью, серебристым колокольчиком заливался ее звонкий смех, и щебетала она, как весенняя птичка. Отец, глядя на нее, улыбался, чо улыбался как-то отрывисто… Безотвязная дума ежеминутно хмурила ему лицо.

— Меня радует, — сказал он дочери, — что ты, по-видимому, не слишком огорчена разлукой с родным городом…

— Не огорчена, батюшка, потому, — отвечала красавица, — что нет никакой разлуки. Наша Венеция, плавучий город, царица морей, и мы на корабле под ее флагом находимся в ее владениях… Корфу принадлежит ей же! Наконец, родина моя там, где мой родитель!

— А гробница твоей матери?

— Там ее прах; душа матушки невидимо с нами.

— Но если бы вместо Корфу мы плыли совершенно в другую страну, нам чуждую… тогда?

— Тогда, может быть, мне было бы грустно и тяжело; а впрочем, не знаю! Мир для человека создан, а не человек для мира. Властителей отдельных участков земли много, но есть один только царь вселенной а где Он, там может быть и жилище для всякого человека, какой бы он ни был нации.

Образ мыслей дочери, видимо, был по сердцу синьору Баффо.

— Итак, — сказал он, — если бы тебе пришлось навеки покинуть родину и быт…

— Царицею какого-нибудь царства? — лукаво досказала дочь.

— Почему ты думаешь, что я именно это хотел сказать? — быстро спросил старик.

— А потому, что слова сумасшедшей старухи вас до сих пор сильно занимают и вы должны бы им верить.

— А ты?

— Не верю, не верю и не хочу верить. Посудите сами: если бы… Быстро подошедший капитан перервал начатую речь синьорины Баффо.

— Что скажете? — спросил его синьор почти с неудовольствием.

— Я попросил бы синьорину удалиться в каюту, — отвечал капитан, выразительно смотря ему в глаза. — Мы хотим переменять паруса; ветер переменяется…

— Но мы, кажется, не помешаем вам…

— Для вас самих это было бы удобнее! — живо произнес капитан, как-то странно вскинув глаза на горизонт.

— Иди, иди, дитя мое! — заторопил Баффо, догадываясь, что тут что-то кроется. Почтительно поцеловав руку отца, дочь, сопровождаемая дуэньей, сошла в каюту.

— Что там? — быстро спросил синьор, когда головка дочери исчезла в трюме.

— Паруса!..

— И это вас тревожит?

— Для меня покрой парусов то же, что для какого-нибудь хироманта ладонь руки: я предвижу события…

— Так вы полагаете, что паруса, которые видны там, на юге…

— Не полагаю, но уверен, что это паруса не европейские…

На краю горизонта капитан показал старику на несколько белых треугольников.

— Что же вы намерены делать?

— Переменить курс и держать на юго-восток… в крайнем случае лавировать к северу. Если бы я хотя приблизительно знал численность неприятеля, я бы шел прямо, но до времени кто же его знает…

К капитану, запыхавшись, подбежал вахтенный штурман.

— Две бригантины с севера! — проговорил он тревожно.

— Так! Обычный маневр… Он ставит нас меж двух огней и хочет

отрезать отступление! — вскричал капитан, топнув ногой. — Синьор, воля ваша, — продолжал он, — но нам остается не более двух часов времени на приготовления к бою, победе или смерти. Скрывать от синьорины нет более возможности…

— Из этих двух часов уделите хоть полчаса на спасение моей дочери! — бледный и дрожа всем телом, прошептал Баффо. — Не пересесть ли ей с фрегата на фелукку?

— Избави Господи! На наши мелкие суда он ударит всего прежде.

— А с фрегатом схватится на абордаж?

— Что же, — заметил капитан, — крюйт-камера у нас снабжена достаточно! Однако время, синьор, пора готовиться…

Баффо поспешил в каюту, а на палубе поднялась суматоха, будто вихрь перед бурей. Зловещие паруса приметно приближались; зоркий глаз моряков мог уже отличать очертание судов и такелаж. Капитан венецианского фрегата распоряжался толково, дельно, без особенной торопливости, которая всегда парализует энергию подчиненных… Вид матросов был бодрый, на лицах их кипела отвага, многие из них вторили бряцанию выносимого оружия почти беззаботным смехом. Но это благоприятное настроение сменилось паникой, когда в отдалении показался целый фрегат, крепкой своей комплекцией способный выдержать схватку с двумя фрегатами, подобными тому, на котором плыл Баффо. Капитан надеялся переменою курса уклониться от боя; но, как назло, ветер принял совсем неблагоприятное направление… Сражение было неизбежно.

Покуда раздавались на палубе распоряжения капитана и суматоха экипажа, в каюте, в изящно убранной камере синьорины Баффо происходила грустная сцена прощания отца с дочерью. Он открыл ей всю истину об угрожавшей опасности, и дочь приняла эту ужасную весть со всей неустрашимостью беззаботной юности… Она имела настолько присутствия духа, что даже подшутила над своей дуэньей, одуревшей от страха. Исход битвы, по убеждению красавицы, должен был непременно решиться в пользу венецианцев: это говорили ей предчувствия и твердое упование на защиту свыше с предстательством св. Марка.